Радость наша Сесиль

«Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза…»

Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза,
они приживались во мхах, прирастая ко дням стебельковым:
в глазницах иссяк дословесный, понятный сомнению клейстер,
а может, его не бывало и вовсе; но лучше помедлить – рука офицера
запрячет в нагрудный карман тишину, песнопение сажи,
лесную прохладу, свивание гнезд, переставленный сумрак
(все двигали мебель, отсутствие света к столу приравняв) —
дыханье костра воспарит, обнимая всей жгучестью эту способность
распасться золой, прожигая согласье с легендой
сквозным ощущеньем: лишь это жилище укроет
пришедшую зиму от стужи – и нас навсегда сохранит
от вражьих рассказов, столь милых бессмертному сердцу.

«Понятье былой чистоты отменил человек…»

Понятье былой чистоты отменил человек,
лицом ударяя в черничник, размазав остатки небесной
воды по словам – и втирая свободу, как слезы, в дремучие щеки:
над ягодной лужей, над сплющенным воинством тьмы
качнутся неясные отсветы, вызрев своей высотой столбовой —
засолена истина на зиму, стынет в стекляшках фонарных,
а скушать нельзя, как в загадке-двустишье, невзрослые рты заполнявшем
округлостью света, рожденного нудным спиральным гуденьем
галактик, что заперты пользой внутри целевых и покорных предметов:
для терпкости слова – кусты трепетали, казались
запутанной вязью стремлений природных: застолье, ты – вечно,
где соткана скатерть усильем сердечным,
из нитей крапивных, каким не стрекать
замаянный голод.

«Придайте значение, люди, хоть беглой погоде облезлой…»

«Придайте значение, люди, хоть беглой погоде облезлой —
шерстинки спадают, искрятся последними струями ливня…»
В пресветлом лесу побродить, чтобы значить тебя,
затишье ушедшее, ставшее почвой для верных взрастаний:
вот – чей-то пикник волочется сквозь время, цепляясь за ветви имен,
вот – армия алчных искателей лезвийной мглой сыроежки срезает:
им чудится в ножке гриба оборзевший от времени ствол —
заросший, ружейный, утративший смыслом пустoты,
но это – опушка, окраина чувства: никто не решится в глубины
лесные нырнуть устремленьем за мелочным зверем.
Кто значит себя, замыкая потоки на свет смысловые —
идет с головой непокрытой: ничто не страшит
расширенный воздух всеобщего сердца.

«Друзьями стрельбы именуются черви: не медлит словарь…»