Радость навеки и ее рыночная цена

Поэтому мы главным образом нуждаемся в достаточных и обеспеченных занятиях; нужно не расточать крупных наград, которых молодые художники должны добиваться путем усилий, а доставлять всем надлежащую поддержку и полную возможность развивать имеющиеся в них дары без огорчений и унижений. Едва ли мне нужно при этом заметить, что наилучшим поприщем для такого рода работ представляются постоянно прогрессирующие публичные работы в области разнообразных декораций, и нам предстоит теперь рассмотреть, какого рода общественные работы могут с пользой для нации постоянно прогрессировать. Но едва ли не важнее, чем даже это обеспечение занятий, представляет тот способ, какими вы, публика, встречаете первые произведения художников, представляемые ими на ваш суд. Вы можете нанести сильный вред нашей нескромной похвалой, как и неумеренным порицанием; но не забывайте, что наибольший вред всегда наносится порицанием. Само собой разумеется, что произведение юноши не может быть совершенным, что оно более или менее страдает от незнания, более или менее слабо, что всегда в нем сказывается проба сил, а стало быть, встречаются местами и ошибки. И вы если позволите себе сразу наброситься на эти первые замеченные вами ошибки, то, по всем вероятиям, оскорбите юношу за те недостатки, которые вполне естественны и неизбежны в данной стадии его развития; да, вы с таким же точно правом могли бы осуждать ребенка за то, что он не обладает благоразумием члена тайного совета, или котенка за отсутствие в нем степенности кота. Но есть один недостаток, который вы всегда с уверенностью можете считать вредным и который поэтому всегда заслуживает серьезного порицания; таким недостатком является всегда поспешность, сопряженная с небрежностью. Каждый раз, когда вы замечаете в произведении юноши бойкость или неряшество, вы смело можете нападать и быть уверены в нашей правоте. Если произведение его отличается бойкостью, то тут сказывается наглость, и вы смело сдерживайте ее; если оно неряшливо, то тут является беспечность, карайте ее. Пока юноша работает в этом бойком или порывистом направлении, наилучшая награда для него – ваше презрение; только когда он не заискивает вашего одобрения, вы можете быть уверены, что он его заслуживает.

А если он заслуживает одобрения, то не скупитесь, иначе вы рискуете недостатком поощрения заставить его свернуть с истинного пути и сами лишиться наиболее радостной возможности поощрить должной наградой его юношеский труд. Ведь только для юношей похвала людей служит великой наградой; старики, став великими, настолько превосходят и опережают вас, что не заботятся о вашем мнении. Вы можете окружать их своими симпатиями и приветствовать одобрениями и рукоплесканиями, но они будут сомневаться в нашей симпатии и презирать ваши похвалы. Вы могли бы придать бодрости их золотой юности, могли бы заставить их зардеться от гордости, если б хоть раз сказали им: «Это хорошо сделанное – в то время, когда они стремились к первой цели их раннего честолюбия. Но теперь все это только в воспоминаниях, а все надежды – на небе. Они могут быть добры к вам, но вы уже не в силах быть добры к ним. Вы можете питаться плодами и полнотой их престарелых лет, но вы были губительной тлёй их молодости, и ваша хвала является лишь теплым осенним ветерком для умирающих ветвей.

Но еще одна мысль, самая грустная из всех, невольно является, когда думаешь об этом лишении ранней помощи. Очень возможно, что у некоторых благородных личностей теплота и нежные чувства детства сохранятся, даже не встречая ответа, и что сердце старика все еще будет способно радоваться, когда симпатия, в которой ему так долго отказывали, наконец улыбнется ему. Но у этих благородных людей главный мотив их юношеских стремлений всегда почти заключался в том, чтобы доставить утешение не себе, а своим родителям. Каждый благородный юноша всегда вспоминает, что величайшим радостным моментом, поставленным ему похвалой света, был тот, когда взоры его отца засияли от гордости и когда его мать принуждена была скрыть свое лицо, чтоб сын не увидал ее слез и не принял их за слезы горя. Даже радость влюбленного, когда его таланты восхваляются в присутствии его возлюбленной, не так велика, потому что она не так чиста вследствие того, что к его желанию доставить ей радость примешивается некоторая доля самовозвеличения; в глазах же родителей ему нечего гордиться своим успехом. Исключительно в надежде доставить им удовольствие он говорит им о том, что сделал и что о нем говорят, и это доставляет ему самое чистое наслаждение. И этих-то самых чистых и лучших радостей вы лишаете его, тогда как можете их доставить; вы в нежной юности питаете его пеплом и бесчестием, и затем приторно-вежливо являетесь к нему слишком поздно с вашим колючим лавровым венком, вся роса с листьев которого уже обсохла; вы вручаете этот венок в его безжизненные руки, и он удивленно смотрит вам в глаза. Что ему с ним делать? Что он может сделать? Идти разве и возложить его на могилу матери?