Радость навеки и ее рыночная цена

По отношению к скульптурам то же самое правило вполне применимо, но довольно трудно убедить современных архитекторов в его справедливости. Двадцать человек гравируют двадцать капителей, и все одни и те же. Если б мы имели возможность заглянуть разом во все кабинеты современных архитекторов Англии, мы увидали бы тысячу умных людей, занятых черчением одного и того же рисунка. О том, какое унижающее и мертвящее влияние это имеет на художественное чувство страны, мне приходилось более или менее подробно говорить уже не раз, но я до сих пор не отмечал конечного влияния такой привычки на увеличение цены труда. Люди, постоянно занятые резьбой одних и тех же орнаментов, впадают в привычку выполнять эту однообразную работу чисто механически – точно так же, как если б они дробили камни или раскрашивали стены домов. Конечно, постоянно выполняя одну и ту же работу, они делают ее легче, и если вы станете поощрять их, увеличивая по временам плату, то можете получить много работы, выполненной в короткое время. Но если нет такого стимула, то люди, принужденные заниматься такой монотонной работой, в силу свойств человеческой природы работают вяло, отнюдь не производя наибольшего количества труда в известный период времени. Если же вы позволите им разнообразить рисунки так, чтоб они и сердцем и умом заинтересованы были в работе, то они будут стараться как можно скорее выразить свою мысль и довести осуществление ее до конца; и энергия, возбуждаемая таким образом, значительно ускоряет, а тем самым и удешевляет работу. По дороге сюда, проезжая мимо Оксфорда, я слышал от Томаса Дина, архитектора нового музея в Оксфорде, что он по опыту пришел к заключению, что в силу одного этого обстоятельства капители различных рисунков выполняются дешевле на тридцать процентов, чем однообразные капители, требующие равного количества ручного труда.

Итак, вот первый способ правильного применения вашего знания и ума; и простое соблюдение этого ясного правила политической экономии произведет такой благородный переворот в нашей архитектуре, о котором вы в данную минуту не можете составить себе даже полного понятия. Второй способ экономии труда состоит в том, чтоб пользоваться самой легкой работой, а стало быть, требующей наименьшего количества времени, если она, конечно, вполне соответствуете данной цели. Мрамор, напр., так же долго просуществует, как и гранит, но он гораздо мягче в работе, поэтому, заручившись хорошим скульптором, давайте ему мрамор, а не гранит. Это, скажете вы, вполне очевидно. Да, но не так очевидно то, сколько вы заставляете ежегодно ваших рабочих тратить бесполезно времени на резьбу по остывшему стеклу, тогда как вам следовало бы формовать его, пока оно мягко. Не так очевидно, сколько труда бесполезно тратится на гранение самых твердых камней, вроде бриллиантов и рубинов, придавая им ничего не значащие формы, тогда как те же самые люди могли бы заняться гранением песчаника и плитняка, придавая им полезные и осмысленные формы. Не так очевидно, сколько времени вы отнимаете у итальянских художников, заставляя их делать жалкие мозаичные картинки из кусочков камней, склеиваемых вместе ценою усиленного труда, тогда как десятой части употребляемого ими времени было бы вполне достаточно, чтоб создать хорошие и благородные акварели. Я мог бы привести бесчисленное множество примеров таких же коммерческих ошибок; но я этим только смутил бы и утомил бы вас, поэтому я предоставляю настоящий пункт вашему личному тщательному рассмотрению и перехожу к последнему из вышеупомянутых, которым и займу сегодня ваше внимание. Вы знаете, что мы, рассматривая в настоящее время вопрос о том, как лучше применить наши таланты, с точки зрения экономии, пришли к заключению, что

1) труд должен быть разнообразен,

2) легок

3) и долговечен.

Долговечность труда есть последний вопрос, подлежащий нашему рассмотрению.

Многие из вас, может быть, припомнят, что Пьетро ди Медичи заказал однажды Микеланджело сделать статую из снега, которую он и исполнил[6]. Я очень рад, и мы все можем радоваться, что такая фантазия пришла в голову недостойному флорентинцу, и вот почему: Пьетро ди Медичи дал этим в великую эпоху расцвета искусств самый полный, точный и совершенный образец величайшего заблуждения, в какой могут впасть народы и властелины по отношению к талантам, вверенным их руководству. Вы имеете тут величайшего гения, полного самого безукоризненного повиновения. Он был способен к железному сопротивлению, но вполне подчинялся воле патрона и в то же время представлял собою образец вполне совершенного и крайне оригинального гения, способного делать все возможное во всех сферах, доступных людям. И вот его руководитель, правитель и патрон заставляет его сделать статую из снега, т. е. служить тому, что по своему ничтожеству превращается в облако, исчезающее с лица земли.