Радуга

Вскоре похоронщики снова повалились на телеги и с грохотом понеслись по улице. Застоявшиеся лошади мчались, будто сорвавшись с привязи. Только теперь впереди всей этой дьявольской свадьбы летел господин Мешкяле, отдав вожжи батраку Мотеюсу, одной рукой придерживая пани Милду, а другой обнимая Мартину. Под аистовым гнездом Ванагаса, где когда-то Горбунок остановил свадьбу графа Карпинского, случилось нежданное-негаданное. Точь-в-точь как тогда, Кулешюс с гармоникой и кучей мальчишек да пареньков перегородил дорогу и, заставив лошадь Мешкяле взметнуться на дыбы, загорланил:

Милда с барышней вдвоем —
Вот для Балиса услада...
Пусть викарий подождет,
Балиса женить нам надо!

Свадьбу мы закатим все —

Не одну, а целых две! —

подхватили Зигмас и Напалис.

Вскочил Мешкяле на телеге во весь рост, словно святой Илья, меча громы да молнии:

— Прочь с дороги, собачья свора!

Аллилуйя! Знают все:
Женится матерый волк,
Женится матерый волк
На овечке и лисе.

Мешкяле, позеленев, выхватил кнут из рук Мотеюса, замахнулся:

— Прочь! С дороги!

Хитрую лису ты с пути своди,
Овцу к алтарю веди.
В сваты Бельскиса зови,
А меня в гробовщики!

Свистнул кнут Мешкяле. До Горбунка не дотянулся, но лошадь напугал. Бросилась лошадь вперед во всю прыть, шмякнув Мешкяле на колени к пани Милде, и умчалась. А вслед за ними и другие лошади — с фырканьем да ржанием. Хохоту было бы, пожалуй, не меньше, чем в тот год свадьбы графа, но бабы босяков, сбежавшись к телегам, уже успели увидеть глаза Мартины. Почудилась им ее мать Ядвига, как живая.

— Иисусе, дева Мария! Иосиф святой!

Одни крестились, у других ноги подсекло, а дети да пареньки не посмели больше рта разинуть, поскольку Розалия, злющая, будто ведьма, разоралась:

— Тс-с, ироды! Негоже над сиротой смеяться!..

11

Тяжелые тучи обложили небо Кукучяй после развеселых похорон графа. Мало того, что босяки-работяги отправились в Жемайтию, так и не дождавшись письма от подрядчика Урбанаса (значит, в неизвестность), а тут еще настоятеля Бакшиса в первое воскресенье после пасхи паралич хватил перед самим алтарем, и Мартина с ее поместьем осталась на волю провидения, да и учительница Кернюте вернулась из Каунаса сама не своя — как станет у окна, так и простоит целый урок, глядя на настоятелев дом. Ах, боже милосердный, кто не знает, что бездетная жена Чернюса, в отсутствие Кернюте, викария завоевала, изучая у Кряуняле священные дуэты. Викарий в сторону барышни Кернюте больше и не посмотрит. Барышне учительнице хоть с ума сойди, тем паче, что место у господина Фридмана уже освободилось... Староста Тринкунас привел-таки своего сыночка Анастазаса из утянской больницы...

Обложили кукучяйские мальчишки заборы Тринкунаса и, сгорая от любопытства, кричали:

— Анастазас, ты уже вылечился?

— Выходи. Покажись Юле Напалиса!

— Анастазас, ау-у!

Отгоняла мать озорников розгой, отец — кнутом. Ничего не помогало. Тогда выбежал на двор сам Анастазас с железным крюком в руке и пустил пулю... прямо в Напалиса. Но Напалис — везунчик. Не ему досталось. Досталось черному коту Швецкуса, который, унюхав мышку, ошивался у ног мальчонки. Подстреленный кот забрался под крыльцо амбара и так стенал человеческим голосом, что у половины городка волосы дыбом вставали, а у половины — озноб по спине подирал. А жена Швецкуса Уле, не дождавшись конца этих стенаний, стала блевать зеленой пеной да громко кричать во всеуслышание, что Яцкус ее мышиным ядом опоил. Яцкус с перепугу вызвал Аукштуолиса, но баба фельдшера-безбожника к себе не подпустила, заподозрив, что он подкуплен, и требовала немедленно пригласить ксендза. Увидев Жиндулиса, вся побледнела:

— Уходи, блудник, Яцкусов племянник! Меня вы не проведете! Сынок мой, Йокубас, подавай-ка мне Бакшиса!

— Мамаша, Бакшис сам пластом лежит.

Вырвалась Уле из объятий сына, припустилась бегом к дому настоятеля. Хорошо, что Розалия в воротах встала. Муж с сыном связали Уле полотенцами, отобрали ключи от амбаров и доставили к господину Фридману, в ту же самую одиночку посадили, где недавно пребывал в заточении Анастазас. Через неделю выяснилось, что болезнь Уле в Утяне излечению не поддается. Увезли ее в желтый дом в далекую Калварию.