Радуга

Эту нашу мысль, не столь оригинальную, сколь актуальную вчера, сегодня и завтра, со всей очевидностью подтверждает «Приложение № 7», которое составляет содержимое карманов штанов Рокаса Чюжаса, как-то: складной нож, несвежий платок и смятое письмо. Ах, как жаль, что участники засады, догадавшись обыскать задержанного и изъять эти отягчающие улики, из-за отсутствия времени и света не смогли внимательнее изучить их на месте, отпустили домой несовершеннолетнего Рокаса Чюжаса и погнались за не пойманным, мнимым Мишкой. Такова уж ирония судьбы, что нам, догоняющим, беглец сто раз дороже того, кого уже имеем в руках... Что поделаешь — век живи, век учись, и озорной черт постоянно подставляет тебе ножку... Лишь на следующий день после кровавой ночи мы, вызванные господином Мешкяле на место происшествия и ознакомленные со всеми обстоятельствами преступления, заметили, что складной нож и несвежий платок — окровавлены и окровавлено смятое письмо, написанное отцом Рокаса Чюжаса Умником Йонасом своей жене Розалии Чюжене, отправленное с гаргждайской почты месяц тому назад, на кукучяйской почте полученное лишь в день вышеописанного цыганского митинга, по свидетельству начальника почты г. Канапецкаса врученное адресату под вечер следующего дня и, как сами видите, ровно через сутки оказавшееся в кармане Рокаса Чюжаса, — что ясно свидетельствует о наличии преступных связей между матерью, сыном и отцом. Мало того — между всеми мужчинами, женщинами и детьми босяков, поскольку Умник Йонас от лица своих безграмотных сотоварищей находит нужным в письме обратиться к каждой семье отдельно с приветами и пожеланиями, дабы потом, кричащим «СОС» голосом сообщить о несчастьях, грозящих всем кукучяйским землекопам: скудном заработке, стачке, потасовке со штрейкбрехерами и конной полицией, о пользующихся печальной известностью «подвигах» и последствиях оных одного из своих смелых друзей Пятраса Летулиса, сожителя кухарки и прачки землекопов; как он, погрозив смертью подрядчику Урбонасу, угодил в руки правосудия и по дороге в гаргждайскую кутузку сбежал, почти насмерть прихлопнув полицейского конфидента г‑на Юкняле; как Стасе теперь тревожится, потому что нужна крупная сумма денег, которой можно было бы заткнуть рот г‑ну Юкняле, дабы этот «полицейский комар», придя в сознание, не вздумал возбуждать уголовное дело; как Йонас вместе со всеми работягами сокрушается о судьбе Стасе и, проклиная последними словами г‑на Сметону, подрядчика и всех господ, просит родных одолжить денег у местного лавочника еврея Альтмана или у кукучяйского коммуниствующего фельдшера Пранаса Аукштуолиса, матерого подстрекателя и покровителя босяков, а не получив от них, «достать из-под земли или с неба» (подчеркнуто нами). По этому же случаю Умник Йонас приказывает своей жене Розалии немедленно отправиться на хутор Цегельне и передать своему поскребышу Рокасу следующие указания отца: при появлении бывшего батрака Блажиса Пятраса Летулиса предоставить ему ночлег, питание, одежду и «обеспечить безопасность от полиции, шаулисов и прочих собак» (подчеркнуто нами), хотя бы до тех пор, пока доброволец Кратулис, вернувшись с делегацией работяг из Каунаса, внесет в их дела некоторую ясность, и Умник Йонас снова сможет написать письмо или, в худшем случае, лично явившись домой, вместе со Стасей пойдет спрашивать у г‑на Аукштуолиса, как им помочь Пятрасу и т. д. и т. п.

Спешим доложить Вам, господин начальник уезда, что в страшную ночь накануне дня святого Иоанна все кукучяйские работяги уже были дома. Мало того. Как следует выпив, они главными своими силами, под началом славного на всю округу забияки Альбинаса Кибиса, на рассвете заняли городище, разогнав не только хористок павасарининков, но и местный отряд шаулисов, а одного из его членов Леонардаса Дичюса ударили в челюсть, отторгнув кончик языка, из-за чего, само собой разумеется, мы не можем покамест привести здесь его ценных показаний, которые мы надеемся назвать «Приложением № 8».