Иван встал. Он еще не знал, что скажет. Готового ответа не было. Кто знает, когда пули перестанут пробивать стальные листы? Пусть об этом скажет Савелов. А он сам? Неужели расписаться в собственном бессилии и повергнуть всех в еще большее уныние? Нет! Он не сделает этого. Пусть он не может сейчас дать твердый ответ, но нельзя же не верить, что они справятся с трудным делом и выполнят приказ партии. И, как бы отсекая все сомнения, он спокойно и твердо, отделяя одно слово от другого, сказал:
— Сталь будет!
— Когда?
— Будет к сроку.
Он видел, как хорошо, ободряюще улыбнулась Марина.
— А вы что скажете? — обратился Александр Иванович к Мадлен.
Она сразу заволновалась.
— Мне трудно сделать определенный вывод. Нашей лаборатории многого не хватает. Мы не можем ручаться за абсолютную точность анализов. Но больших отклонений пока не было. Угадывать бесполезно. Надо продолжать работу. Я бы просила, господин председатель, никуда не отрывать Марину.
— Слышал, Миронов? — сказал Александр Иванович.
Мадлен села, но на этот раз уже не опускала глаз, а что-то оживленно шептала Марине. Савелов подозвал Ивана и что-то вполголоса стал объяснять ему. И Александр Иванович понял, что для них уже начались новые искания. Он встал и объявил:
— С сегодняшнего дня все, кто связан с производством стали, переходят на казарменное положение. Работу вести круглые сутки. Без приказа Делового совета с завода не уходить.
Он машинально взглянул на часы и невольно улыбнулся. Совещание продолжалось ровно пятнадцать минут.
Глава девятая
Раскаты орудий уже нельзя было спутать с весенним громом. По утрам из-за реки совершенно отчетливо слышалось прерывистое громыханье. Его не заглушал даже многоголосый шум завода. Иногда артиллерийская канонада длилась минут по десять и больше. Тогда Иван выходил на верхнюю эстакаду, останавливался у барьера и прислушивался. Отсюда был виден заболоченный берег реки, а на той стороне крутой спуск и заросли черемухи. Дальше над лесом стояла непроницаемая сизая муть, и Ивану казалось даже, что он различает кисловатый запах порохового дыма. Канонада то усиливалась, и тогда с крыши на голову Ивана тонкими струйками сыпалась слежавшаяся пыль, перемешанная с ржавчиной, то затихала, и тогда все замирало в молчаливом ожидании.
Сегодня Иван долго стоял у барьера. Где-то по ту сторону гор разворачивался бой. Ясно слышны были отдельные глухие выстрелы и гораздо ближе, за лесом, — раскатистые разрывы снарядов. Иван на минуту представил себе бойцов первой добровольческой роты, которые уже больше месяца стойко дерутся с беляками. Многих из них он знает в лицо. Простые рабочие парни, одного возраста с ним. Может быть, это они сидят там, за лесом, в наспех отрытых окопах. Не тонкие струйки пыли, а раскаленные осколки и комья земли сыплются им на головы. Перед мысленным взором Ивана встала такая картина.
Над лесом стелется черный дым. Вражеская батарея бьет с высоты, заросшей кустарником. В бинокль видно, как, пригибаясь, перебегают беляки. Красногвардейцы залегли впереди железнодорожной насыпи. Поле перед ними изрыто воронками. Над головами свистят осколки снарядов. У них один старенький пулемет и по десятку патронов на винтовку. А белые наступают под прикрытием орудий. Умирать не хочется. Ребята вспоминают родных, свой завод, где остались их товарищи. Неужели не помогут? А белогвардейцы все ближе. Вот они поднимаются в атаку. И вдруг… из-за поворота, оттуда, где кончается лес, выносится бронепоезд. Над паровозом развевается красный флаг. Бронепоезд замедляет ход, и его мощные орудия дают первый залп. Пулеметы косят поднявшиеся белогвардейские цепи. Но враги уже увидели бронепоезд. Осколки и пули бьют по его стальным бокам, дззи-к, дззи-к. Врешь, не возьмешь! Броня надежная…
Иван очнулся, тряхнул головой. За лесом уже не гремело. Из сизой мути пробились солнечные лучи и веером разлетелись по небу. Иван бросился по лестнице вниз. Слетел одним махом. У печи Марина.
— Куда вы пропали? — говорит она. — Посмотрите, расплавилось.
Иван смотрит в печь. Под пенистой массой шлака тяжело двигается металл. Огненные вихри с воем несутся над его поверхностью.
— Мадлен говорит, шлак не совсем хорош.
— Будем качать вторую колоду, — решает Иван.
Шлак скачивается под порог печи, где в полу проделано большое отверстие. Через него шлак попадает под печь в толстую чугунную колоду, стоящую на вагонетке. Колода уже наполнена до краев. Нужно ставить новую. Уборка шлака считается очень трудной работой, в особенности если шлак не остыл. Тем не менее Иван распорядился немедленно менять колоду и сам первым пошел вниз. Стенки колоды были бледно-розового цвета. Шлак еще бурлил вовсю, вздымаясь тяжелыми фонтанами.
— Берись, ребята!
После долгих усилий вагонетку удалось сдвинуть с места. Она тяжело и медленно покатилась. Рельсы были неровные. На стыке вагонетка дрогнула. Горячий плевок угодил Марине в ногу. Иван бросился к ней и стал сдирать чулок.
— Да тише! — рассердилась Марина, оправляя платье.
— Сгоришь ведь!