Рагана

– Ты-то прекрасно с ними поладил! Еще бы, такой подарок. Когда ты все это задумал, Болотник? – зашипела я, как змея, но дейвас лишь пожал плечами:

– Иногда внезапное решение оказывается самым правильным.

И ушел вслед за ожидающей его водяницей, не дав мне возможности ответить.

Яросвета наблюдала за нашим разговором, но не вмешивалась, пока дейвас не скрылся меж домов. Взмахом руки Старшая – так звали ее другие лаумы – отпустила своих охранниц и осталась со мной наедине. Деревня выглядела пустой, но лаумы еще по дороге объяснили, что сейчас все на охоте и соберутся лишь к вечеру. Пока мы шли сквозь Чащу по едва заметным тропам, лаумы молчали, цепко глядя по сторонам, но стоило войти в селение, как они преобразились. Выпрямились спины, расправились плечи, загорелись глаза – у всех лаум они оказались красными, – а голоса зазвучали радостно. Лаумам не терпелось разнести весть обо мне, я же ежилась, чувствуя внутри необъяснимый холод.

– Мы сумели надежно защитить только это место, – объяснила Яросвета. – Но зато здесь навьим тварям до нас не добраться, разве что они явятся все разом. А такого не бывало.

Ее лицо заострилось, и она тихо добавила:

– За то, что у нас появилось Убежище, где возможно сомкнуть глаза и восстановить силы, немало сестер отдали жизнь. Они вычерпали свой свет до дна, а без него телу одаренного не выжить.

Я задохнулась.

– Вы что же, хотите сказать, что Совий погибнет?

Яросвета посмотрела на меня снисходительно, как на маленького ребенка, не понимающего, каким огромным и разным может быть мир.

– Девочка, – ее голос звучал тихо и сдавленно. – Ты хоть представляешь, как мы выживали здесь все эти годы? Сколько весен минуло с того дня, как дейвас запер нас на границе Неявного мира, скажи мне? Десять? Двадцать?

– Сто тридцать, – тихо ответила я, и лаума побледнела, отшатнулась от меня и уставилась в землю, беззвучно что-то шепча.

Когда она снова посмотрела на меня, в ее алых глазах плескалась боль, но Яросвета не позволила ей пролиться.

– Тех, кого мы знали и любили, давно нет в живых. Водяниц осталась едва ли четверть от прежнего числа. Как ты считаешь, покажется ли нам чрезмерной платой жизнь одного огненосца? Всего одна жизнь – в обмен на восстановление справедливости.

– Но ведь последнее слово за мной, – несмело возразила я.

Яросвета растянула губы в улыбке и провела сухими шершавыми пальцами по моей щеке.

– Моя дочь осталась в Яви…

Она смотрела на меня, но я поняла, что она видит на моем месте кого-то другого. Я молчала, слушая ее и отчаянно борясь с желанием отшатнуться от этой источающей горе женщины. Порой начинало казаться, что она безумна.

– Она носила моего внука. Тех лаум, что были в тяжести, проклятие не затронуло, и на манок дейваса они не отозвались. Ты могла бы быть моей правнучкой…

Ее пальцы сжались, впившись в мое лицо, черные когти обожгли кожу, не давая шевельнуться, и Яросвета склонилась, дыша на меня запахом сырой земли и прелой листвы:

– Но даже если б каким-то чудом оказалось, что у нас с тобой одна кровь, я все равно заставила бы тебя провести обряд.

Она оттолкнула меня, и я едва удержалась на ногах, прижимая тыльную сторону запястья к саднящим меткам на щеках.

– Поброди тут, осмотрись, – молвила лаума отворачиваясь. – Обряд проведем через три дня. В мире живых будут праздновать Купалу, и границы истончатся. Пройти будет легче. К тому же дольше ждать все равно нельзя – как только вы трое ступили на землю Чащи, она начала исподволь менять вас, делая своей частью. У всех это происходит в разные сроки, но рано или поздно вы станете такими же, как мы. И так же окажетесь заперты в ее пределах.

Яросвета говорила равнодушно. А я пыталась совладать с тяжестью правды, которую она выпускала в меня, словно отравленные стрелы, не давая перевести дух и справиться с их ядом.

Я мечтала обрести семью. Жаждала встретить тех, рядом с кем я перестану чувствовать себя проклятой, перестану ненавидеть себя за то, кто я есть. Я и в Чащу пошла, втайне мечтая, что удастся найти водяниц и они примут меня к себе, введут в род и окружат теплом и заботой. Что ж, мы нашли их. И мои глупые детские мечты разбились вдребезги. Чего я ожидала? Как они могли остаться собой, день за днем выживая в окружении навьих тварей, без малейшей надежды на спасение? Если бы меня больше чем на сотню весен заперли в Неявном мире, сумела бы я сохранить в душе хоть каплю сочувствия к другим?

Но, даже осознавая все это, я лихорадочно пыталась придумать, как спасти Совия от участи, уготованной ему лаумами.

* * *