Рагана

– Как ты успел заметить, ни закатов, ни рассветов тут не наблюдается. Но вы все равно могли бы взяться за руки.

Черноволосый дейвас уселся прямо в мягкую сероватую пыль и облокотился на колени, задумчиво разглядывая Совия. Тот помедлил и тоже сел на пол клетки. На его шее мертвенно светился туманный ошейник.

– А сколько было красивых слов про твою готовность отдать жизнь за идею, – Совий уперся затылком в прутья и прикрыл глаза, из-под ресниц наблюдая за колдуном.

Тот с напускным равнодушием рассматривал собственные руки, как будто это Совий явился к нему, нарушив послеполуденный отдых, а не он специально пришел позлорадствовать к его клетке. В ответ на слова Лиса Марий сощурил глаза:

– Я от них не отказываюсь, просто слушать стоило более внимательно. О своей жизни я ничего не говорил. Видишь ли, мой старый не-друг, кто-то должен приструнить всех зарвавшихся стариков Школы Дейва и обеспечить лаумам безопасность в первое время после их возвращения. Предстоит принимать не самые приятные решения. Кто это будет делать? Может быть, ты? Идеалист и мечтатель, борец за справедливость, лезущий грудью на каждую встречную пику? Или Ясмена, мечтающая об одном – чтобы весь мир наконец оставил ее в покое? И долго ли вы продержитесь?

Марий чуть подался вперед. В его голосе не осталось и толики усмешки. Наедине с Совием он не старался прикрыться бравадой, и сквозь многочисленные маски впервые проглянуло его истинное лицо. Почему-то мне вспомнилось, как он учил меня обращаться с кинжалом, – показалось, что это было очень давно, в другой жизни. Но и тогда, и сейчас он был другим. Отличным от того Болотника, которого видел весь мир, и я тоже. А дейвас продолжал говорить, и Совий внимательно слушал.

– Многие кричат, что мир несправедлив, Буревестник. Но очень мало тех, кто и вправду готов его менять. Еще меньше тех, кто понимает истинную цену таких перемен. Я всей душой хотел бы, чтобы люди, подобные тебе, действительно могли править и служили бы вам только достойные. Но прежде чем это случится, кому-то нужно будет хорошенько испачкаться в грязи.

Оба помолчали. Я кусала губы, беззвучно глотая слезы, и думала, что зря пришла сюда. Потому что на лице Совия было понимание. Он выглядел задумчивым и рассматривал Мария так, словно увидел его впервые. Черноволосый дейвас меж тем протяжно вздохнул и взлохматил волосы – точь-в-точь как делал это Совий. Он встал и небрежно смахнул пыль с кафтана, собрался было уходить, но тут в спину ему прилетел тихий голос Лиса:

– Пообещай, что сделаешь все, чтобы она жила счастливо.

Марий коснулся знака, приколотого к отвороту кафтана и чудом не потерявшегося во время всех перипетий дороги, и ответил твердо:

– Обещаю.

Я шевельнулась и вздохнула слишком громко. Оба дейваса тут же оглянулись, и Одуванчик сдвинулся, давая мне дорогу. Краем глаза я заметила, как лесной гость бесшумно отступил в тень и исчез.

Я шла, цепляясь взглядом за ореховые глаза, и Совий не отводил их, заранее принимая все, что я хотела сказать. Марий уже нацепил привычную маску и наблюдал за мной с ехидной ухмылочкой. Я поравнялась с клеткой и протянула руку сквозь прутья. Совий переплел пальцы с моими и чуть сжал их.

– Не смей сдаваться так легко, – прошептала я. – Я найду выход. Никто не умрет.

– Ты не можешь этого обещать, Ясмена, – мягко улыбнулся мне Совий. – Ты ведь слышала, что сказал Болотник? Он прав. И мы оба свой выбор сделали.

– Но как же я? Что насчет моего выбора? И потом – разве обязательно нужна чья-то смерть?

– Такова плата, – вмешался третий голос, и из темноты, незаметно упавшей на Убежище, вынырнула Яросвета.

За ней следовали лаумы – их стало гораздо больше, по-видимому, водяницы вернулись с охоты. Я чувствовала их пристальные взгляды, но не ощущала в них ни радости, ни ликования. Только голодное ожидание и нетерпение, от которого начинали подрагивать пальцы. Они слишком долго ждали возвращения в Явь, чтобы в них остались силы на радость.

– Будет честно отомкнуть границу тем же ключом, каким она была закрыта, – продолжала Старшая. – Только так справедливость будет восстановлена и мы сможем вернуться в мир живых. Разве тебе этого не хочется? Перестать быть вечно гонимой, перестать вздрагивать, когда кто-то называет тебя лаумой. Пользоваться данной тебе силой с полным правом и постигать все ее тайны и глубины? Все, что для этого требуется, – провести обряд. Малая цена за спасение, не так ли?

Голос Старшей стал мягким, точно пуховое одеяло, и ласковым, как касание шелковой ленты.

– Я не убийца, – возразила я хмурясь. – Я всегда гордилась тем, что спасаю жизни, а не отнимаю их. Выберите кого-нибудь другого, я не гожусь.

– Милая девочка, это не будет убийством. Через три дня ты наконец-то вернешь нам то, что было отнято – из зависти, жажды власти и слабости.