Рагана

– Еще и пущевики[22] пожаловали, – сплюнула стоявшая рядом со мной лаума.

Она была вооружена двумя топориками, в отличие от большинства ее сестер, предпочитавших лук. Короткие белые волосы были заплетены в множество косиц. На вид водяница казалась моей ровесницей, но я помнила, что в Чаще время течет иначе. Дева погладила оголовья своих топориков и нехорошо усмехнулась.

– Что ж, значит, пришла пора заготовить дровишек.

– Но их слишком… много, – прокашляла я.

Одуванчик повернул голову и дохнул в нашу сторону запахом свежескошенной травы, слегка перебившим вонь гнили. Лаума посмотрела на меня, точно только заметила, и растянула губы в улыбке, больше похожей на оскал.

– Мы тебе дадим времени сколь потребуется. Но и ты не оплошай, сестрица. Уж больно хочется по травке погулять да синее небо увидать. А то я о нем только от старших сестер и слыхала.

На мое плечо опустилась чья-то рука, и, подняв взгляд, я увидела Яросвету. Она кивком приветствовала соратницу и обратилась ко мне:

– Пойдем. Все готово для обряда, не хватает только тебя.

Я кивнула и повернулась к молодой лауме. Говорить ободряющие слова я никогда толком не умела, вот и сейчас прикусила губу, чувствуя, как от одного взгляда, случайно брошенного на воинство Нави, на глазах выступают слезы. Но все же выдавила:

– Пожалуйста… продержитесь.

Лаума вместо ответа опустила руку на топорик и отвернулась к Чаще.

* * *

Поначалу мне показалось, что Убежище выстроено одной линией, словно вытянуто по струнке, но потом выяснилось, что это не так. Землянки лаум расходились волнами, словно круги по воде, от небольшого каменного алтаря. Он не был ничем украшен, но отполированный камень сверху донизу покрывала вязь значков. Присмотревшись, я несказанно удивилась: десятки черных кругов сцеплялись длинными огненными лучами, образуя единый узор. Знак дейвасов…

Вокруг алтаря уже стояли лаумы. Их было немного – ведь большая часть сейчас зорко следила за подступающей нечистью, но на их лицах одинаково горела надежда и нетерпение. Порыв теплого ветра раздул мою рубаху и встрепал косу, щенком закрутился возле ног и унесся прочь.

Не было ни громких слов, ни призывов, ни наставлений. Яросвета просто вложила в мою руку кинжал, сделанный из кости. Я сомкнула пальцы осторожно, едва удерживаясь, чтобы не отбросить прочь иззубренное потемневшее лезвие. На нем застыли потеки чего-то бурого, и я, привыкшая, что в Чаще кровь у всех серая, не сразу поняла, что это такое.

Старшая положила руки мне на плечи.

– Прости меня, если я была слишком резка с тобой, дитя. Дейвасы отняли у нас всё, даже чувства. Но сегодня мы с твоей помощью вернем утраченное. Открой Дорогу, девочка. Позволь нам снова жить.

Я подняла взгляд от сжатого в руке кинжала и уставилась в алые глаза.

– Почему Совий сказал, что вы хотели свергнуть князя?

Яросвета чуть сильнее сжала пальцы.

– Князь желал, чтобы лаумы стали его прислужницами. Холопками. Чтобы только он мог решать, кому дарить исцеление. Люди князя похищали юных лаум и пытались заставить их силой прислуживать повелителю Беловодья. А когда правитель понял всю тщетность своих чаяний, измыслил страшное – захватить разум всех водяниц с помощью одной из сестер. Довольно тебе такого ответа?

Я кивнула и сделала шаг назад, к алтарю, освобождаясь от ее цепких пальцев. Яросвета сказала правду – такую, какой она ее видит. Сауле не смогла явиться лаумам и поведать им правду, пока я не пришла в Навь. И даже тогда она встретилась со мной, а не со Старшей или кем-то из колдуний. Не совершу ли я ошибки, воплотив задуманное?..

Костяной клинок в руке ощущался чем-то успокаивающим и весомым, вещью, что не изменит своей сути, какие бы грозы ни бушевали. Вставшие кольцом вокруг нас лаумы молчали, но я чувствовала, как они провожают любой мой жест и вздох голодными глазами. Каждая из них с радостью заняла бы мое место и вспорола Совия от горла до паха, а потом с наслаждением искупалась в его крови. Но в них не было главного – той тонкой, но на диво крепкой ниточки, на конце которой осталась вся моя жизнь – там, на другом берегу Черницы. Все, что они получили бы от убийства, – лишь возможность потешить душу местью. Потому им оставалось только смотреть. Нетерпеливо подрагивали пальцы. Языки облизывали сухие губы быстрыми змеиными движениями. То и дело раздавалось недовольное шипение из-за моей нерешительности, которое приходилось затыкать Старшей, отошедшей от меня к другим водяницам. Она держала себя в руках лучше остальных, но и по ней было заметно, как нестерпимо ей хочется заставить меня поскорей начать.

Вдруг от границы деревни раздались вой и крики. Они были яростными, но боли в них не звучало. Завыло и загрохотало, сверкнула молния, и следом сразу упала густая тишина.

– Началось… – прошептал кто-то, или мне только почудилось.

Я вздохнула и кивнула ждущим моего знака лаумам, среди которых были Ртуть и Сера. Ветер закружил серую пыль возле алтаря.