На лице Мария мелькнуло что-то похожее на смущение, но, возможно, мне это привиделось. Он ничего не ответил. Наклонился, поднял кафтан и набросил его на плечи. И отошел от воды как раз в тот момент, когда на берег выметнулась корявая, похожая на плеть лапа. Не зацепив добычи, лапа проворно убралась обратно. В глубине болота раздался недовольный рев, но никто из нас не обратил на него внимания.
– Возвращаемся на дорогу, – только и буркнул дейвас, выходя вперед.
Место, где мы заночевали, нашлось совсем неподалеку. Почему же я не почуяла топь заранее, до того как по-глупому в нее провалиться? Ведь раньше я всегда могла с легкостью понять, близко ли вода и какая она – речная, озерная или болотная. Словно тяжелый воздух Чащи забил нос, оставив только возможность дышать, а все остальное отобрал…
Мы быстро уничтожили следы лагеря и направились в сторону тропы, белевшей промеж стволов, как и накануне. Казалось, вот она, рукой подать. Но сколько бы узловатых стволов мы ни обогнули, ближе узкая ленточка так и не стала. В ветвях, невидимая глазу, гулко ухнула сова, и я вздрогнула от того, насколько неуместен был здесь этот привычный звук. Внутри меня что-то трепетало, как пойманная птичка. Я не сразу поняла, что это моя сила перекликается с ручьями и озерами, томящимися под Чащей, но зов их был едва ощутим. Слишком надежно огненосцы порвали связь между водяницами и их родной стихией, и все, что осталось раганам, – обрывки некогда великого дара.
Воздух сгустился еще сильнее. Тропа все так же приветливо манила ровной ленточкой впереди, но теперь ясно виделось, что мы не приблизились к ней ни на шаг. Сова ухнула еще раз и замолчала. Земля чуть вздрогнула, словно подталкивая нас вперед. Нежданно-негаданно деревья расступились, и мы замерли на опушке, удивленно разглядывая широкую просеку. Ее вид навевал тревогу. Заваленная поломанными стволами, она выглядела так, будто ее выжгли колдовским огнем. Обломки веток торчали тут и там гнилыми клыками. Земля была густо усыпана щепой, трухой и золой. Везде, где оставалось хоть немного свободного места, росли странные цветы. Невысокие мясистые стебли венчали гроздья красных шариков. Они были до того похожи на капли крови, что я задрожала и отступила. Чутье говорило, что не стоит к ним приближаться.
Но тут я услышала голоса. Они были легкие, едва различимые: словно я стояла за толстой дверью, а за ней переговаривалась целая толпа. Голоса шептали о чем-то бесконечно далеком и древнем, о том, что было на месте Серой Чащи еще до того, как проросли ее первые ростки. Слов я разобрать не могла, но от образов, возникающих под опущенными веками, стало дурно.
– Что это за дрянь? – прошептал Совий.
Его лицо побелело, охотник сжал губы и потянул из ножен длинный кинжал. Марий приподнял руку, и она окуталась краснорыжим пламенем – тем самым, что я уже видела в Яви. Голоса стали громче, в них появилась злость.
– Что бы это ни было, нам придется пересечь сей дивный сад. Заткните уши, идем след в след. Заметите что-то опасное – еще более опасное, чем шептуны, – подаете знак остальным. И без самодеятельности. Я уже хочу перерезать вам глотки, а мы еще даже не ступили на их землю, – отозвался Марий и вышел вперед с мечом в одной руке и огнем в другой.
– Почему бы тебе просто не прожечь нам дорогу? – недовольно осведомилась я, размышляя, чем бы отгородиться от голосов.
Шепот звучал неотступно, навязчиво, вытеснял все иные мысли и заменял их раздражением и злостью.
– А почему бы тебе с ними не договориться? В тебе же кровь лаум, а они были вхожи в два мира из трех. У кого больше шансов, спрашивается?
– Твои прадеды поработали на славу, чтобы я не смогла этого сделать, – огрызнувшись, я прижала пальцы к вискам и поморщилась: голова начала неприятно ныть, и это отвлекало. – Нам стоит поспешить.
– Если вы закончили упражняться в красноречии, сообщаю: дорога отдаляется, – тревожно бросил Совий.
Мы с дейвасом прожгли друг друга взглядами напоследок и след в след – Марий первым – вышли из тени серых деревьев.
Цветы раскачивались, наклоняясь друг к другу кроваво-красными головками, словно что-то обсуждали. Их голоса плыли над поляной, и я видела их внутренним взором: пурпурно-синие, неприятного гнилостного цвета. Я старательно уклонялась от прикосновений длинных лент. Сверху нещадно палило солнце. Впервые за то время, что мы провели в Чаще, оно засияло на синем куполе неба, но радости в том не было. Здесь даже солнце было словно рождено чьей-то злой волей. В местах, где его лучи касались кожи, она быстро краснела и начинала чесаться. Я накинула на голову капюшон и натянула рукава рубахи до кончиков пальцев. Осторожно вдохнув, удивилась: воздух оказался нежным и сладким, им хотелось дышать полной грудью – совсем как в тот соловьиный вечер в Приречье, напоенный ароматом черемухи. Тот вечер, когда я повстречала Совия…