Рай рядом

В шумном, развеселом, на всю страну знаменитом городе-курорте столько лет одиноко жила-поживала еще очень красивая, моложавая благодетельница соседских ребятишек?! Даже моя мама, уже похоронившая папу, недоумевала: у нее рядом сын, его разрастающаяся семья, а у Надечки кто? Чужие дети… Да, вот такое негромкое, повседневное служение «доброму и вечному», словно сошедшее со страниц романов Толстого! Что ж, у него были перед глазами живые образцы подобных ангелиц, встречаются они и сейчас…

Вспоминаю нашу Надечку уже восьмидесятилетней. Даже нет, по-моему, прилично за восемьдесят ей было в мой последний приезд на родной юг! С прямой спиной, с вовсе не старушечьей фигурой шагнула она, задержалась в нынешнем тысячелетии, только читать, рукодельничать стала уже в очках.

– Говоришь, внучок рисует хорошо? Правда? А у меня вон, у окна, видишь пейзажик? Чудесный, правда? Настя, соседская девочка, в художественную школу ходит… Господи, не перестаю удивляться, сколько же талантов у наших детей, и тем больше, чем сами они меньше. Все могут, все умеют, за все берутся, если правильно к ним подойти. И на сцену без всякого страха бежали самые маленькие, помнишь? Вот нельзя допускать, чтобы все эти дары божьи потом куда-то улетучились, нельзя! Россия-матушка талантами богатеет, как Федор Львович говорил!

Тетя Надя вдруг оживилась, когда, с полчасика почаевничав, я засобиралась прощаться. И сразу разрушился привычный уже образ пышноволосой седой дамы, которая тебя вроде и слышит, но думает о чем-то своем. Вспомнилась прежняя Надечка… Даже выйдя со мной к этой их железной громиле-лестнице, всё повторяла: «Пестуйте своего художника! Если потом еще чем-то увлечется – не беда, пусть пробует!» Да, тетя Надя оставалась тетей Надей…

По словам мамы, пытался однажды подкатить к ней Анатолий, первый муж, заглянув как-то в родной город. Звонко, эдак музыкально постучал по жестянке почтового ящика на ее двери. Надежда открыла и как будто даже не удивилась. Улыбнулась этой своей рассеянной улыбкой, покачала головой, вымолвила: «Всего хорошего!» и захлопнула дверь. Он потом всем рассказывал с осуждением, с искренним непониманием такого «бессердечия»!

Зато очень украсил Надечкину жизнь Толик-младший. На Дальнем Востоке он не закрепился, несмотря на известность и полученную со временем квартиру: «театр театром, но голодно, холодно!» Объявился неподалеку, в крайцентре, в драматическом театре, еще молодой, сильно, но симпатично (да, так бывает!) потолстел и полысел. И когда выбрался навестить тетю Надю, привез афиши своих спектаклей, громадный торт, шампанское, «розы-мимозы», конечно. И уже больше не исчезал надолго никогда, к ее большой радости. Она вязала ему чудесные свитера и шарфы, снабжала любимым айвовым и персиковым вареньем. В девяностые годы Анатолий, не впервые разведясь, совсем переместился на родину, к одной давней знакомице. Надежда Владимировна вздыхала: гены, гены… «Но какой талант! И сердце доброе!» Очень им гордилась.

У нас здесь он стал солистом филармонии, популярным и по-настоящему любимым. Замечательно, по всеобщему мнению, читал рассказы Чехова, особенно «Даму с собачкой»…

Надечка посоветовала включить в репертуар, конечно.

Кто играет в дочки-матери (повесть)

Октябрь. Нина Романовна

С мутноватой цветной вклейки старого «Огонька» навеки пролился в детские глаза пруд. Заросший пруд. Заросший пруд в Домотканово. Как согласно, умиротворяюще, напевно выговаривается – До-мот-ка-но-во… Листать, однако, любимый толстенький атлас – напрасно. Передвигать с почтением и усладой, с почти взаправдашним усилием огромные страницы огромного библиотечного атласа – зря. Оно ведь очень маленькое и очень, очень далеко, пожалуй. И подросла, и состарилась – и не нашла!

Но хватит, хватит лепетать и лелеять себя, давнюю. Или же в самом деле речь о Домотканове? Тогда – вот один мой лукавый, горе-луковый день: одышливая пенсионерка топчется-толчется, что-то высматривает и выискивает на ближайшем рынке. Всегда ведь удается найти изъян в этой красочной картине нашего южного изобилия! Обнаружить нечто, родственное глохнущему пруду – цветы, фрукты-овощи попроще, поплоше, подешевле. Какая-такая пенсия у бывшей преподавательницы музучилища?..

С веткой оранжевых солнышек-дубков и нетяжелой сумкой выныриваю у стен бывшего кинотеатра, приглашающего – о, бесплатно! – на выставку городских художников. (Не забыть, не забыть обзвонить, зазвать подружек-старушек. А то забуду сегодня – забуду совсем, выставка закроется, захлопнется многоцветная шкатулка, вещь интересная, сродни шкатулке музыкальной!) Захожу в просторную остекленную пустыню, где лишь одна стена жилая, живая – и нахожу мой Домоткановский пруд! Никогда прежде не доводилось видеть его там, где положено: на стене достославного музея в кругу достославных русских пейзажей. И не являлась смелая идея последопытничать – картонный билетик на некую пригородную электричку (подмосковную вроде?), спортивный костюмчик, кеды и: «Где тут у вас заросший сто лет назад пруд?»