Раиса Пофигисова на волнах любви

Шура щелкнула зажигалкой, закурила. Она слушала меня, не перебивая, и, наверное, выпускала дым из ноздрей, как Змей Горыныч.

– Пофигисова, ты когда-нибудь видела презерватив, ― спросила она, когда поток моих жалоб на жизнь иссяк.

– Видела, ― ответила я. ― Мы с ребятами в школе их покупали, разматывали и жгли. Они плавятся и воняют.

– Рези-и-ина, ― изрекла Шура. ― Теперь ты большая девочка, можешь использовать их по прямому назначению. Благословляю тебя.

Шура выдохнула дым.

– А вдруг уже поздно? ― честно говоря, не знаю, что я хотела услышать. Наверное, мне просто надо было поговорить со старшим товарищем.

– Если будет поздно, они тебе все равно пригодятся, ― невозмутимо заявила Шура.

– Ладно, пока, ― пробурчала я и, ощутив, что страх немного отступил, сказала. ― Шурик, с тобой приятно поговорить.

– Звони, если что, ― произнесла Холкина и, засмеявшись, добавила, ― если поздно будет, тоже звони.

К тревожным мыслям о бестолковом ожидании Федора, этого белобрысого негодяя, прибавился страх случайной беременности. Он преследовал меня еще пару дней, пока наконец в телефонной трубке я не услышала знакомый голос, похожий то ли на бас, то ли на баритон. Подозревая себя в легком помешательстве, мысленно считаю, сколько дней мы не виделись: один, два… Семь! Он говорил про работу, новый маршрут. «Смени маршрут, Рай», ― вспомнились слова Шуры. Через несколько минут я надеваю сапоги, хватаю куртку, бегу по лестнице, не дожидаясь лифта, и застегиваюсь на ходу.

Два дома. Поворот. Сбавляю скорость, перевожу дыхание, будто всю дорогу шла прогулочным шагом.

– Привет, Райская птичка, ― постоянно какие-то клички.

– Привет, ― кажется, я опять стесняюсь.

– Сегодня будем целоваться по-пионерски? ― его смешит моя скованность.

– По-брежневски, ― маленькие птички тоже бывают остроумными.

Так и целуемся: по-пионерски, по-брежневски, по-пионерски, потом по-советски и, наконец, по-французски.

Сидеть на скамейке или шататься по улице было холодно, и мы направились в гости. Там, сидя в углу прокуренной комнаты, слушая разговоры других людей и плохо понимая их шутки, я все-таки сообщила Федору о том, что страх беременности преследует меня во сне и наяву. Мой друг успокоил меня, закинув в мою копилку новых слов, туда, где уже мертвым грузом лежали «энтропия» и «суицид», еще одно жизнеутверждающее сочетание «прерванный половой акт». За последний месяц узнала о жизни очень много, и, вероятно, это еще не все открытия. Мне нравилось общаться со взрослым мужчиной, а не с угловатыми одногодками. Я поклялась себе тогда, что, если беременность в этот раз не наступит, презерватив станет постоянным жителем моей косметички.

К счастью, все обошлось. Мы продолжали кочевать по подъездам и квартирам друзей, других чертогов любви на горизонте не было.

Фильмы и идеология

В кинотеатрах вместо бабушек-билетерш появились новые хозяева, нерусские черноволосые мужики со сложно произносимыми именами. Они были везде: у входа в зал, в холле возле игровых автоматов, в буфете. Репертуар кинотеатра состоял из боевиков и драм, в которых за громкой стрельбой и непрерывным сексом плохо просматривался сюжет. Возможно, нам, шестнадцатилетним девчонкам, было сложно перестроиться с фильмов типа «Тимура и его команда» на кино для взрослых. Мы с Ленкой пересмотрели все новинки, отечественные и зарубежные, и в наших головах был полный бардак или, точнее сказать, бордель. Бандиты, плохие полицейские, хорошие проститутки, плачущие дети, сутенеры в цилиндрах, снова полицейские и проститутки. Вселенная кино с экрана местного кинотеатра блистала жизненной философией и разнообразием сюжетов. Оказывается, миром правят секс и деньги!

В один из вечеров мы стояли около входа в кинотеатр, курили. До начала сеанса оставалось минут двадцать.

– Зажигалка есть? ― к нам подошла девчонка с неряшливо накрашенными губами. Так красятся маленькие дети, которые таскают помаду у мамы из сумки.

Она прикурила от Ленкиной сигареты и представилась Алисой. У нее был взгляд человека с огромным житейским опытом. Так смотрят матери беспокойных шалопаев или бабульки, которые профессионально стоят в нескольких очередях одновременно.

– Вы в кино идете? ― поинтересовалась Алиса и, не дожидаясь ответа, сообщила, что ждет какого-то Гарика. Странная манера говорить о своих знакомых так, будто все на свете с ними знакомы.

– Кто такой Гарик? ― спросила я.

– Мой парень, ― кивнула Алиса на толпу внутри кинотеатра. ― Он с Магерамом работает, получает кучу денег.

Я посмотрела туда, куда указала Алиса. Человек двадцать парней окружили игровые автоматы. Они кричали, толкались, суетились в надежде выиграть горсть жетонов. Видимо, Гарик сейчас пытался избавиться от наличных, которые прожигали карман его поношенных джинсов.

Алиса тараторила, жевала жвачку, курила, прихлебывала пиво из жестяной банки.

– Что такое магерам? ― меня заинтересовало значение загадочного слова, и вспомнились «энтропия» и «суицид».