Райские птички

— Да пошли, нет тут никого, — повторил Хайли, от нетерпения повысив голос. Боб осмелел, сложил рупором ладони и крикнул:

— Эй! Есть–тут–кто-ни–будь–жи–во–о–о-ой!

— Заткнись, дурья башка! — зашикали на него друзья, но было поздно.

Внутри здания громыхнуло. Словно некто, испуганно вскочив, опрокинул шкаф или стол. Звук получился не громким, но упругим и сильным, как хлопок в ладоши, и тут же — резиновым мячиком — заскакал по гулким этажам, разрастаясь, будто снежный ком, становясь все резче, навязчивее, смелее. Вслед за ним разнесся пронзительный длинный свист, и гигантский металлический монстр выглянул сразу во все окна своими разноцветными глазами.

Мог ли Хайли побледнеть? Нет, конечно. Его черты сливались с темнотой, и лишь на долю секунды Джереми почудилось, что по лицу друга расползается мучнистая маска страха.

Почудилась дрожь в его руке… Нет, это гудела под ногами земля. Её озноб усилился и обернулся полчищами злых муравьев, которые взбирались по ногам, ползали по телу, проникали в уши и мозг — и кусали, кусали… Хотелось закричать от ужаса и пуститься наутёк, но, словно в кошмарном сне — лодыжки окаменели, так что ни шагу не ступить, а губы сделались ватными и распухшими, будто обкусаны пчелами.

Парализованные жестокой судорогой, Хайли и Джереми застыли соляными столбами, и только на Боба вибрация, казалось, не подействовала. Он удивленно озирался, крутил головой и бубнил:

— А что, Дже, это и есть твоя радуга? А что это они ночью не спят? Разбудили гадов, ага? А что это они иль… илю… эту… и–ли–ми-на–ци–ю… устроили?

Длинные слова всегда давались ему нелегко.

Первым вырвался из оцепенения Хайли. Потянул Джереми за рукав:

— Пора мотать отсюда, пока нас не застукали. А ну–ка, двинули, парни.

И они «двинули» — не понеслись стремглав, а побрели, с трудом волоча словно закованные в кандалы ноги. Страх понемногу отпустил, а вместо него в мыслях воцарилась какая–то неразбериха. Тряска всё перепутала, разворошила, точно сквозняк — разложенные на столе документы. Откуда–то потянуло дымком и жареным на углях мясом.

— У работников праздник, — сообщил Хайли, едва ворочая языком. — Забыл, как называется. Какой–то национальный.

— Откуда ты знаешь? — спросил Боб.

— От Рамона.

Они вышли из темноты на свет, в жёлтое сияние фонарей. В рабочем посёлке что–то происходило. Между рядами длинных зданий, испещрённых дверями, собралась нарядная толпа. Никаких синих халатов — мужчины пестрели футболками всех цветов и оттенков, женщины блестели тяжелыми серьгами, бусами, цепочками и браслетами, мели асфальт подолами, расписанными невиданными цветами и птицами. Толпа собралась вокруг молодого парня с завязанными глазами. Улыбаясь от уха до уха, он размахивал длинной палкой, пытаясь достать до подвешенной на верёвке игрушки внушительных размеров.

— Смотрите, смотрите, — возбужденно закричал Боб, тыкая в неё пальцем, — здоровская лошадка! Из чего она? Из фольги? Блестит!

— Это пиньята, — объяснил Хайли, — они клеят её из бумаги, а внутрь кладут конфеты, шоколад, орешки.

— Я люблю конфеты, — простодушно сказал Торопыга, — и шоколад тоже. И орешки!

— Подойдём, поближе? — неуверенно спросил Джереми.

Его слова потонули в шквале радостных криков и громкого смеха — пиньята, наконец, лопнула, и на асфальт посыпался дождь из сладостей.

— Счастливые люди! — сказал Джереми. — Они, по крайней мере знают свое место в жизни, а мы? У нас и праздников–то нет, кроме дней рождения. Интересно, они хотя бы настоящие, эти дни, или тоже выдуманные?

— Зачем выдумывать дни рождения? Полная чушь! Или ты имеешь в виду возраст? Думаешь, нам не по шестнадцать лет? Прикольно. А сколько тогда? Больше или меньше? А, вот они, мои знакомые! — Хайли оживился и замахал руками, приветствуя кого–то из работников.

От пёстрой толпы отделились два парня — один высокий и худощавый, в джинсах и цветастой рубахе, другой в шортах и белой тенниске, коротенький, коренастый, как пенёк — и направились к ребятам. Высокий слегка прихрамывал.

— Доб–рай день, дру–зья! — произнес он по слогам, широко улыбаясь, — идите, идите к нам. Это весело. Весело! — повторил он с нажимом.

— Видишь, как заговорил по английски, — Хайли, довольно улыбаясь, пихнул друга в бок, — это я его научил.

Джереми с удивлением узнал в нём Рамона, только сейчас тот выглядел моложе и приветливее — и как–то жизнерадостнее, что ли — чем в первый раз.

— Мы вас приглашаем к нашему столу, — спутник Рамона махнул рукой в сторону газонов, где в ряд выстроились длинные столы с деревянными лавками, а рядом дымили мангалы. Сок стекал на горячие угли — и те шипели. В ночном небе плясали бабочки вперемешку с оранжевыми искрами.

— Боб! Где Боб? — опомнился Хайли и завертел головой.

— Да вон он — конфетами объедается, — усмехнулся Джереми и кивнул в сторону Торопыги, который с довольным видом разворачивал очередную конфету, растягивая в улыбке перепачканный шоколадом рот.

— Вку–шайте, — Рамон поставил на стол перед друзьями бумажную тарелку с ароматными, жирными кусочками.