— Тебе не надо будет работать! — радужная картина мужа–скульптора и жены–натурщицы воссияла перед ним так ярко, что Роберт воодушевился и стал хватать маленькие, горячие руки, перепачканные землёй.
Бернис отбивалась, оглядываясь по сторонам, словно собираясь звать на помощь.
— Ты будешь моей музой! Моей натурщицей! Пойдём, я покажу тебе, что я слепил! Они все, все до одной похожи на тебя, — перешел он на жаркий шёпот, хватая её за плечи и увлекая за собой в сторону мастерской.
— Мистер, мистер… — Беринис пыталась привести его в чувство, вырываясь из объятий.
— Пойдём, или я унесу тебя на руках!
Он сгреб её в охапку и тут же получил звонкую пощечину. От неожиданности Роберт поставил девушку на землю, и она кинулась прочь с искаженным от страха лицом, крикнув на прощание: «Сумасшедший!»
«Сумасшедший! Сумасшедший!» — бормотал он, заливаясь краской гнева и стыда, шатаясь по мастерской и сжимая звенящую голову огромными ладонями.
«А ведь она права! Права!» — отчаянно казнил он себя, подставляя лицо под воздушные струи напольного вентилятора.
«Строил планы, как идиот, — ворчал он злобно, роясь в ящике с инструментами. — С чего ты взял, придурок, что она в тебя влюблена?! Да что, вообще, они могут понимать в любви, эти примитивные создания!»
Роберт вдруг почувствовал облегчение. Да, она просто не в состоянии оценить глубокие чувства — простая, толстозадая девка, рождённая для грубого труда и животного секса.
Это её вина!
Он виноват лишь отчасти и только в том, что увлекся со всей страстью, присущей творческим натурам.
Что ж, тем хуже для неё и лучше для него. Не надо устраивать прецедентов с разводами. Можно спокойно любить законную жену и заниматься творчеством. А тупая садовница пусть так и сидит на грядках до скончания своей жалкой жизни.
Он нашёл, наконец, то, что искал — молоток, но гнев к тому времени схлынул. Роберту расхотелось ломать скульптурки, пусть они и походили на эту несчастную Бернис. К тому же, он обещал Фреттхену нового гнома для его садовой коллекции. Хорёк не просил, Роберт сам навязался. Уж очень хотелось похвастаться открывшимися гранями таланта.
«Да и Вилина опять начнёт придираться — зачем расколол, да почему. Такая привязчивая она в последнее время», — думал он, остывая, и все больше приходя в себя, и разглядывал свежие поделки, выбирая подарок Хорьку.
Выбор пал на громоздкого краснощекого красавца в зеленом колпаке и голубом камзоле с золотыми пуговицами.
«Нет, хватит дурацких затей! Есть жена — тихая и покорная. И хватит».
— Доброе утро, Роберт! — хором прокричали Дэвидсоны, дружно помахав с балкончика, заставленного ярко–красной геранью и увитого изумрудным плющом.
— Доброе утро! — поднял он руку в приветствии, другой — обнимая тяжелую ношу.
Сердце наполнилось гордостью — он не какой–то там работник, а представитель привилегированного класса. У него прекрасный дом, красавица–жена, его уважают соседи. И всем этим он хотел рискнуть ради простой девки? Да это просто смешно! Затмение, не иначе.
— Роберт, доброе утро! — навстречу ему, приветливо улыбаясь, бабочкой выпорхнула Триоль.
— Здравствуйте, Мэйли, — учтиво склонил белобрысую голову достойный член общины.
— А я к вам! Вилина дома?
— Нет, она ушла в амбулаторию.
— Что такое? Что–то серьезное? — участливо спросила китаянка.
— Да нет, укололась о какую–то ядовитую колючку.
— Ах, так… тогда я хочу попросить об одолжении.
— Да, конечно.
— Вот, передай ей, пожалуйста. На её место в детском корпусе перевели девочку из средней группы. Она стала раскладывать вещи, нашла тетрадь Вилины и принесла мне. Я как раз у них дежурила.
Роберт принял толстую тетрадку, изрисованную сердечками, розами и прочей ерундой, какую обычно рисуют девчонки. На обложке — аккуратная надпись «Вилина Харрисон».
— Без проблем, мисс Лэй! Передам.
— Спасибо, Роберт! Тогда побегу обратно, у меня скоро занятия в младшей группе.
— Хорошего вам дня, Мэйли!
— Всего доброго! — пропела она на бегу.
Черноволосая фигурка в поплиновом платье с голубыми цветами полетела в сторону детского городка, а Роберт, проводив её взглядом, машинально раскрыл тетрадь.
Дневник… дневник его молчаливой и скрытной жены. Он даже не пытался удержаться от искушения прочитать чужие записи. Оглядевшись по сторонам, потрусил к невысокому раскидистому деревцу на свободном участке. Сел под кружевной тенью листвы, опершись спиной о ствол, и зашуршал страницами.
«Мне приснилось, что я ушла из дома и потерялась. Я совсем ещё крошечная, у меня ботинки из рыжей кожи, толстые синие колготы и сиреневое платье в желтых утятах.
Я играла на крыльце с куклами Долли и Полли (так странно, откуда вдруг всплыли эти имена?) и услышала, как за забором тявкает щенок.
Мне так захотелось на него посмотреть! Я кое–как слезла задом с высокого крыльца и выбежала за калитку.
А он уже улепетывал — толстый, смешной, и вокруг маленького белого хвостика — чёрное пятно».
Роберт не стал дочитывать — сон, он сон и есть, чего его записывать? Любят девчонки циклиться на какой–то ерунде.