Райские птички

«Интересно, будет ли у меня настоящая любовь? Такая, о какой пишут в романах? Чтобы ради меня совершали подвиги… наверное, в наше рациональное время глупо мечтать о подобном».

«Конечно, глупо», — хмыкнул он про себя и перелистнул несколько страниц.

«Сегодня Джереми подарил мне огромную ракушку! Она рогатая, белоснежная снаружи и нежно–розовая внутри. Если её приложить к уху, то слышно, как шумит океан».

Роберт нахмурился — ракушку она принесла с собой и поставила в ванной на полку. Белая и рогатая, именно такая, как написано в дневнике. В крупных блестящих пупырышках. А не пришла ли ей пора разбиться? Как бы невзначай?

«Получили результаты теста на совместимость. Я даже не удивилась. Роберт — идеальный кандидат в мужья. С ним спокойно и надежно, у нас общие интересы. Что ещё нужно для счастья?»

Сердце омыло спокойной гордостью. Да, он идеальный партнер для Вилины. Это верно.

«Вчера, после вечерней медитации, мы с Робертом долго бродили по пляжу, смотрели на звезды, на далёкую луну, молчали и слушали, как дышит океан.

Да, он не из разговорчивых. С ним не поболтаешь и не посмеёшься, как с Джереми».

Роберт не поверил своим глазам. Она смеет сравнивать его с каким–то мальчишкой? Сама же написала пару страниц назад, что он — идеальный кандидат в мужья!

«Мне тоже тебя будет не хватать, Колючка. И наших ночных прогулок вдоль океана. Никогда и ни с кем мне не было так легко и …»

Конец фразы был жирно зачеркнут. Роберт не стал разбирать то, в чем она постеснялась признаться даже дневнику. Не стал читать дальше. Гневно скрутил тетрадь в рулон, сунул в карман и, прижав к себе покрепче подарок для Хорька, затопал в горку.

Вот так тихоня! Пригрел змею на груди! Он–то ей доверял, а она! Недаром на вторую ночь бегала из дома, ох, недаром!

«А не к нему ли?!» — произнес он вслух и остановился, пораженный внезапной догадкой.

В голове замелькали картины падения его жены в объятия сопливого мальчишки.

И это сразу после свадьбы!

Вот почему она так презрительно улыбалась в первую брачную ночь!

А Фреттхен плёл про радугу!

Роберт даже застонал от бессильного гнева.

Он все расскажет Хорьку! Для чего еще нужен психолог, если не…

Додумать он не успел. У здания амбулатории стояла Вилина. А за руку её держал — средь бела дня, никого не стесняясь — этот кудлатый пацан!

Роберт зашатался. Глаза залило красным туманом, с несвязным криком он кинулся на соперника и, не раздумывая, со всей силы опустил на его затылок садового гнома. Раздался треск. Под ноги Роберту что–то покатилось — с перепугу ему почудилось, что у Джереми отскочила голова. Истошно закричала Вилина, откуда–то набежал народ.

Роберт опустился на корточки, закрыл лицо дрожащими руками и заплакал.

Глава 20

Самым важным предметом в палате были массивные песочные часы на латунной подставке. Правда, пересыпался в них не песок, а нечто мерзкое, полужидкое, похожее на мутную слизь. Но все–таки они отсчитывали время, тогда как всё вокруг застыло на полувдохе. Джереми целыми днями лежал на спине, мучаясь от удушья — пузырьки воздуха скопились в легких и распирали грудь, а вытолкнуть их наружу не получалось. Распятый на больничной койке, плоский и почти неподвижный от слабости, он смотрел, как вязкая розовая субстанция медленно, по каплям, стекает из одной колбы в другую — до тех пор, пока центр тяжести не смещался, и часы не опрокидывались. Тогда процесс начинался заново, такой же тягучий и муторный. Сперва Джереми пытался считать, сколько раз перевернулись колбы, но быстро утомился. Скованный усталостью ум ни на чем не мог сосредоточиться.

Смотреть кроме часов было не на что. В палате ничего не происходило, ничего не менялось. Если чуть–чуть приподняться — а это требовало усилий — с койки открывался вид на пластиковый шкаф с откидной дверцей и белые, скучные жалюзи, за которыми пестрело что–то зеленое и голубое. Небо и листва? А может, океан? Водоросли на волнах качаются — тонкие, шелковистые, как волосы русалок. Изумрудные нити, свитые в плавучие гнезда, легкие и зыбкие, то ли с морской пеной перемешанные, то ли с облаками…

Даже если бы он смог встать, подойти к окну помешал бы длинный, как скамья, стол, на котором аккуратными стопками были разложены чистые полотенца, комплекты постельного белья, стояли графин с водой и два стакана. Танталова пытка. Джереми постоянно хотелось пить, но добраться до графина не хватало сил, и глубокая хрустальная вода дразнила блеском, переливалась, тянула к себе взгляд.

Мысли исчезали, как и слюна во рту. Сухо под языком, и сухо в черепной коробке. Извилины в ней трутся друг о друга и скрипят, точно переложенные опилками. Оставалось тупое недоумение: «Где я? Что произошло?»