Райский сад

– Она уже собрала нам корзину с едой. Я почему-то не сомневалась, что мы пойдем купаться, даже если работа у тебя не заладится.

– У тебя умная головка, – сказал Дэвид. – Как поживает наша мадам?

– Заработала фонарь под глазом, – сказала Марита.

– Боже мой… нет.

Марита засмеялась.

Они проехали лесной дорогой, обогнули мыс и, бросив машину в редкой тени итальянской сосны, взяли корзину с едой и пляжные принадлежности и спустились по тропинке в бухту. С востока дул слабый бриз. Когда закончились сосны и они вышли на пляж, глазам их предстало потемневшее синее море, красные скалы и застывший складками желтый песок – такой яркий, что прозрачная, чистая вода вдоль берега казалась янтарной.

Они сложили вещи в тени большого валуна, разделись, и Дэвид забрался на высокий камень, собираясь нырнуть. Обнаженный, загорелый, он стоял на камне под солнцем и смотрел вдаль.

– Не хочешь со мной? – позвал он Мариту.

Она покачала головой.

– Я подожду тебя.

– Нет, – крикнула Марита и зашла в воду.

– Ну как вода? – прокричал Дэвид.

– Намного холоднее, чем всегда. Совсем холодная.

– Это хорошо, – сказал он.

Он смотрел, как Марита медленно входит в воду: вот волны скрыли ее ноги, живот, коснулись груди… Он выпрямился, привстав на мыски, потом словно завис в воздухе и затем взрезал воду, оставив воронку, и тут же всплыл из нее наверх и снова ушел на глубину. Так дельфин успевает выпрыгнуть из воды и скользнуть в нее в том же месте, прежде чем воды успеют сомкнуться. Марита поплыла к центру расходившегося круга, но Дэвид снова нырнул и выскочил из воды рядом с ней, придержал ее, притянул к себе и припал солеными губами к ее губам.

– Elle est bonne, la mer, – сказал он. – Toi aussi[62].

Они поплыли на глубину, за скалы, вдававшиеся в воду, и там, в открытом море, перевернулись на спину и качались на волнах. Здесь вода была еще холоднее, но самый верхний слой немного прогрелся, и Марита лежала, сильно выгнув спину, так что ее загорелые груди покачивались над водой. Голова ее почти полностью ушла под воду; легкие волны мягко набегали на грудь. Она опустила веки, чтобы солнце не било ей в глаза. Дэвид посмотрел на нее, приподнял рукой ее голову и поцеловал сначала левую, потом правую грудь.

– Соленые, как море, – сказал он.

– Давай попробуем здесь заснуть.

– А ты могла бы?

– Вряд ли. Трудно спать, выгибая спину.

– Тогда поплыли дальше, а потом назад.

– Давай.

Они уплыли очень далеко, так далеко они еще ни разу не заплывали; отсюда был виден берег за соседним мысом и даже неровные зубцы красно-коричневых гор, возвышавшихся над лесом. Они лежали в воде и смотрели на берег. Потом медленно поплыли обратно. Когда горы скрылись из виду, они остановились передохнуть, потом, когда скрылась береговая линия за мысом, сделали еще передышку и, заплыв в бухту, уже без остановки доплыли до берега.

– Устала? – спросил Дэвид, когда они вышли на песок.

– Ужасно, – ответила Марита. Она еще ни разу не плавала так далеко.

– Наверное, сердце выпрыгивает?

– О нет, все отлично.

Дэвид подошел к валуну, под которым они оставили вещи, и взял бутылку тавельского и полотенца.

– Ты похожа на котика, – сказал он, присаживаясь рядом с Маритой на песок.

Он протянул ей вино, она отпила немного и вернула бутылку Дэвиду. Он сделал большой глоток и растянулся на мягком сухом песке, подставив лицо солнцу. У них была целая корзина еды, они пили вино прямо из бутылки, и Марита вдруг сказала:

– А вот Кэтрин не устала бы.

– Черта с два. Она ни разу не заплывала в такую даль.

– Честно?

– Послушай, девочка. Мы проплыли огромное расстояние. Я и сам первый раз увидел эти горы за лесом.

– Ну ладно, – сказала она. – Отсюда мы все равно не можем на нее повлиять, так что нет смысла думать о ней. Дэвид?

– Да?

– Ты еще любишь меня?

– Да. Очень сильно люблю.

– А вдруг я ошибаюсь, и ты просто жалеешь меня?

– Ты не ошибаешься, и жалость тут ни при чем.

Марита взяла горсть редиски и медленно ела ее одну за другой, запивая вином. Редиска была молодая, крепкая, острая.

– Не переживай, что у тебя ничего не вышло сегодня, – сказала она. – Все наладится. Я уверена.

– И я уверен.

Он вырезал вилкой сердцевину артишока и, обмакнув ее в горчичный соус, приготовленный мадам, положил в рот.

– Дай мне тавельское, – попросила Марита. Она отпила большой глоток и воткнула бутылку в песок, прислонив ее к корзинке, стоявшей между нею и Дэвидом.

– Мадам собрала нам отличный обед – правда, Дэвид?

– Изумительный. Неужели Ороль и впрямь поставил ей синяк под глазом?

– Не очень заметный, но синяк.

– Она бывает с ним очень резкой.

– У них большая разница в возрасте. Он имел на это право, поскольку она первая оскорбила его. Мадам сама это признала. Она просила кое-что передать тебе.

– Что именно?

– Признание в любви.

– Нет, она любит только тебя, – сказал Дэвид.

– Какой же ты глупый, Дэвид. Просто она на моей стороне.

– Нет больше ничьих сторон.

– Нет, – согласилась Марита. – И не было. Просто так получилось, что мы с Кэтрин оказались по разные стороны.

– И хорошо, что так получилось.