Райское место

Воскресное утро он провел в отвратительном настроении. В обед спустился в лавочку, купил банку кока-колы и выпил ее под плакатиком, воспрещавшим здесь распитие спиртных напитков, глядя на многочисленные машины, из которых по дороге на пляж вылезали и заходили купить лимонада со льдом и каких-нибудь сластей люди, одетые по-пляжному, – пузатые мужчины в бермудах, нарядные женщины в смешных соломенных шляпках, которые грозил сорвать ветер, хнычущие дети, тащившие с собой свои пластиковые ведерки, совочки, надувных китов. День был хорош для солнечных ванн, и потому Поло не слишком удивился, обнаружив на одном из топчанов, расставленных вокруг бассейна, толстяка – в том же самом купальном костюме, что и в тот раз, когда они впервые пили на причале, покинув праздник по случаю дня рождения недоноска по имени Мики Мароньо, который наверняка тоже был где-то здесь и шумно плескался в детском секторе бассейна вместе с еще двумя малолетками под бдительным приглядом няньки в форменном платье. Поло непринужденно приблизился и начал собирать мусор, уже скопившийся на лужайке, с каждым шагом приближаясь к толстяку, который, заложив руки за голову и прикрыв пол-лица темными очками, делал вид, что дремал. Даже под мышками волосы у него были светлые, вернее, буровато-бесцветные, а рыхлый, лоснящийся от крема живот, испещренный красными бороздками растяжек, был огромным искушением для кулаков Поло. Он отвел глаза и стал наблюдать, как Мики, не слушая истерические запреты няньки, подобрался к бортику главного бассейна и плюхнулся в воду. Маленький силуэт, неуловимый и гибкий, как у детеныша крокодила, скользнул к самому дну, а потом Мики вынырнул, но не сразу – зеленые глаза выпучены, ручонки молотят по воздуху, а беззубый рот разинут в улыбке – к вящему облегчению няньки, которая, прижав смуглую руку к трепещущей груди, уже собиралась броситься в воду спасать гадкого неслуха. Беспечный смех в ответ на робкие упреки, небо, белесое, словно выцветшее от жары неподвижного солнца, вода такой прозрачной синевы, какой Поло никогда не видывал прежде. Как же ему хотелось бултыхнуться в нее на глазах у испуганной няньки и невыносимых сопляков, как хотелось спастись от зноя, погрузиться, как Мики, в прозрачную воду, коснуться животом самого дна, выложенного голубой мозаичной плиткой, а не грязного, липко-илистого дна Хамапы, единственного «бассейна», известного ему. От реки задул ветерок, неся с собой запах лимона, и толстяк, кажется, очнулся от дремы. Кто его знает, о чем он думал раньше, но сейчас расплылся в улыбке. Поло сделал вид, будто собирает окурки у лежака. «Готово?» – спросил Франко. Голос звучал хрипло, скрипуче. «Чего это с тобой?» – спросил Поло, увидев, что левый глаз у него окружен розоватой, с лиловой каймой тенью, переползавшей за след от очков. Улыбка толстяка застыла у него на лице, сделавшись еще шире, но притом безжизненной. «Отец приехал повидаться, а старики ему рассказали про мои подвиги». «И он тебя наказал?» – допытывался Поло, но толстяк только пожал плечами, а потом расцепил руки: средний палец на правой кисти был загипсован. «Значит, в девять? – спросил Поло. – Они точно дадут тебе машину?» Толстяк сунул руку в карман и выудил оттуда брелок с ключами от «Хонды». Поло с мешком для мусора в руках отвернулся; сердце его трепетало в груди.