Унтер облегчённо вздохнул. У него шестнадцать свидетелей офицерского приказа.
- На пле-чо! К но-оге!
Заученным движением пехотинцы вскинули штыки вверх. Потом стальные окантовки прикладов мягко ткнулись в траву.
Одесситы приняли это как сигнал. Крепкие мужчины и полные женщины, морячок в невоенной блузе, гимназисты – самые разные люди ринулись между замерших солдат.
- Становись! Нале-еву! Шагом а-арш! – чуть тише унтер добавил: - Премного благодарны, гражданин офицер.
Старясь не оглядываться на картину народного самосуда, Сергей метнулся к Малой Арнаутской улице, оставляя справа Привоз. Чем дальше на восток к Канатной, тем больше разрушений представало перед глазами. Мостовая была практически всюду завалена камнями и строительным мусором, зияли воронки от фугасных авиабомб. Многие дома пострадали частично, снесённые наружные стены обнажили семейные подробности, доселе скрытые от посторонних глаз.
Женские причитания, слившиеся в многоголосый хор. Трупы. Не только человеческие тела. Собаки, разделившие участь хозяев. Уличные псы, разделившие судьбу города…
Множество раненых, обгорелых людей. Часть из них тщетно взывала о помощи.
В развалинах копошились. Уцелевшие жильцы спасали остатки домашней утвари. Толкались вездесущие мародёры, которым горе – в радость.
Понимая, что в промокшем от пота кителе, заляпанный жирной копотью и перепачканный пылью, он выглядел выходцем из преисподней, Сергей одёрнул форму и ускорил шаг.
Начало темнеть. Верно, сегодня не зажгут фонари.
С замиранием сердца он приблизился к углу Канатной и Малой Арнаутской, миновал горелый остов автомобиля. Почувствовал, что не в силах повернуть голову в ту сторону.
Если и там – только руины?
Если и там – только смерть и непереносимая вонь горящих человеческих тел?
…О Боже! Он сразу глазам не поверил… Дом стоял невредимый, прислонившись к частично разрушенному трёхэтажному.
Бросился бегом, перепрыгивая через кирпичи, щебень, огибая воронки. Вблизи заметил отсутствие стёкол, видно – вынесло взрывной волной. Вот двор, как и все в Одессе заполненный дымом, бесконечно знакомый подъезд, каждая ступенька в котором помнит его детство и юность, площадка второго этажа и деревянная дверь… Почему не заперта?
Тётя Песя подняла бесконечно постаревшее лицо. Не виделись шесть лет, а словно прошло двадцать.
Чемодан с глухим стуком упал на доски. За день он настолько оттянул руки, что едва не был выброшен.
- Здравствуйте! А где мама?
- Здесь…
По голосу старой еврейки Сергей догадался, что дела нехороши… и шагнул в комнату.
Простой гроб, обтянутый чёрным. Лицо, едва узнаваемое, осунувшееся и заострившееся. Сухие кисти рук с вложенной в них православной иконкой. Справа от гроба виднеется полотенце, закрывшее зеркало.
Серёжа уронил фуражку. Упал на колени возле гроба, прижался лицом к холодным рукам и зарыдал, не смущаясь ни своей взрослости, ни офицерских погон… Сегодня в Одессе тысячи, десятки тысяч мёртвых. Но лично для него эта смерть затмила всё горе мира.
- Серёжа… - соседка мягко коснулась его плеча. – Таки пойду я. А ты сторожи.
- Что?
- Гроб. Ой вей, сегодня деревянные макинтоши нужны всей Одессе.
В затуманенное горем сознание пробилась: мародёры могут запросто вытряхнуть мать из гроба и продать его! Желающих пристойно похоронить близких будет слишком много.
Глава третья. Пермь
Пассажирские поезда по Транссибу теперь редко ходили по расписанию. Их постоянно задерживали ради военных составов. Фронт как алчный дракон ежесуточно глотал людей, снаряды, технику, провиант…
Дела там шли неважно. Германцы учли главную свою ошибку четырнадцатого года – не ввязались в войну на Западе и Востоке одновременно. Антанта почила в бозе, Франция и Британия не поторопились сей же час придти на помощь.
Новая власть, при которой кайзер низведён до символического правителя, а страной руководит канцлер из парламентского большинства в Рейхстаге, бросилась в бой немедленно, как только почувствовала в себе силы. Пусть Германия не до конца оправилась от потерь Мировой войны, её политики чувствовали – извечные западные противники Рейха смирились с российским предательством корниловских времён и не пеняют Петрограду по этому поводу. Российская Республика признала правопреемство с империей Романовых, но не с Директорией Лавра Корнилова, выплачивает мелкими долями царский долг военных лет. Не за горами день, когда русские снова подпишут альянс с французами – вроде бы, совершенно оборонительный по духу, а на самом деле направленный против Берлина.