Ракетное утро России (СИ)

За какие триста-четыреста метров от конца полосы ракетоплан освободился от ракетных ускорителей и ушёл в набор высоты. Чуть позже Курт начал убавлять тягу, сдвигая регуляторы подачи керосина и манипулируя на автомате зажигания. Рёв и вибрации с уровня «невыносимо» уменьшились до состояния «ужасно, но можно терпеть».

Это была совсем умеренная плата. Земля стремительно проваливалась вниз. Ясное синее небо, редкость для февраля в Рюссельсхайме, на глазах темнело, обретало всё большую глубину.

- Двенадцать тысяч, первый! – воскликнул Курт. – Есть потолок по заданию.

- Понял, второй. Идём вниз.

Наверно, с земли военные наблюдатели видят крошечную точку…

Георгий поморщился. Чёртов ордунг! Аэроплан может ещё, просит безмолвно – давай, я подниму тебя выше, пока воздуха хватит, чтоб горел керосин… Они понимают друг друга – человек и лишённый души рукотворный аппарат.

Но есть третий лишний. Для Курта полётное задание святее Закона Божьего. Он накинет узду на ракетную тягу, а на земле не преминёт доложить начальству – Первый своевольничал. И отнюдь не из желания наушничать, выслуживаться перед старшими. Просто – так положено.

«Кондор» и поднимался, и опускался по спирали, её невидимый стержень далеко внизу упирался в фуражки вояк. Для захода на посадку Георгию пришлось уйти в сторону перед разворотом, чтоб направить машину ровно в створ полосы.

И тогда случилась беда.

- Полный газ, второй! Давай всё что есть! Курт!

- Скорость мала, первый! Что происходит?!

Хотел бы и сам понять…

Наверно, когда аэроплан полого пикировал к полосе, навстречу ударил мощный воздушный поток.

До посадочного знака меньше километра, но «Кондор» критически не дотягивал!

Частая трескотня импульсных двигателей стала реже – тяги не хватало на поддержание скорости, замедление привело к дальнейшей потере тяги…

До страшного предела, когда аэроплан просто свалится на крыло от потери скорости, остались мгновения…

Пилот отчаянно балансировал, микроскопическими движениями рукояти управления меняя угол тангажа: инстинктивно хотелось потянуть её на себя, приподнять нос, набрать высоту… Но тогда окончательно упадёт скорость, «Кондор» просто рухнет среди редких елей, а в баках больше тонны керосина. А если опустить нос, скорость кое-как держится, но земля приближается с угрожающей быстротой…

Стойки шасси вспороли мёрзлую землю в сотне шагов от бетона и отлетели.

Ракетоплан со скрежетом и хрустом раздираемого на куски фюзеляжа влетел на полосу. Рукоять управления вдруг начала двигаться свободно – её тяги уже не были связаны элеронами и рулём высоты. Георгий на миг закрыл глаза. Воображение услужливо нарисовало фонтан искр, высекаемых металлом из бетона, потоки керосина из разбитых баков прямо на эти искры…

Через минуту он отказался поверить, что всё ещё жив, а за стеклом фонаря не вздымается зарево пожара. Открыв кабину, попробовал опуститься вниз и чуть не упал – от плоскости крыла сохранился обрубок. Керосином воняло немилосердно.

- Только не курите, первый! – послышался возглас сзади. У Курта голос дрожал от перенесённого, но нашлись силы пошутить.

Интервью отложилось, но не отменилось. Георгий, переодевшись, отвечал на вопросы газетчиков, пытался бодриться: конструкция превосходна, раз не угробила экипаж при аварийной посадке. Инженеры «Опеля» вторили: нужно только добавить кислородный баллон, чтоб двигатели могли увеличить тягу на малой скорости и увести ракетоплан на другой круг.

Но самым ужасным было услышанное от людей в фуражках, брошенное вскользь в разговоре с Дорнебергером: плохо, что к лету «Кондор» не успеет с готовностью к боевым действиям.

В какой войне? Против кого?!

Разумеется, он не получил ответа ни от военных, ни от начальства. Ответ дало время.

Глава вторая. Одесса

Под утро поезд задержался у мелкой узловой станции, в каком-то часе от конечной. Сергей особенно тщательно выбрился, намереваясь предстать перед знакомыми в городе детства во всём блеске свежеиспечённого офицера.

Минуло два часа. Проводник ничего не сказал, осаждаемый пассажирами по поводу долгого простоя, знал не больше них.

- Таки прогуляйтесь, молодой человек, - предложил попутчик.

- А вы?

- Ох, как схоронил мою Фиру, больше никуда не имею спешить. Ну, час-два постоим, поедем.

Инженер-лейтенант нацепил непривычную ещё фуражку и вышел на дощатый перрон. Бабка, торговка «семэшками», охотно объяснила.

- Це – село Выгода. До миста Одесы вёрст двадцать.

Решительным шагом он направился к начальнику станции. У его коморки собралась целая группа недовольных пассажиров. Пришлось включить командный бас, приправленный местной спецификой.

- Разойдитесь, граждане! Шо толпитесь как на Привозе? Пропустите, дело служебное.

Пожилой станционный предводитель, белее мела, отворил дверь на четыре ладони, чтоб только «государственный человек» просочился внутрь.

- Вы – военный?

- А в форме армии Российской Республики что – биндюжники разгуливают? Я – инженер-лейтенант, по срочному служебному поручению направляюсь в Одессу.