Ракетное утро России (СИ)

Повод для терапии выдался скоро: в Пермь приехала одесская поэтесса Анна Ахматова. Бестужев, не оставивший своих московских холостяцких привычек, выкатил роскошное авто марки «Петроблиц» и, сияя парадной подполковничьей формой и не менее парадным выражением на усатой физиономии, повёз Сергея и Жору в губернское собрание.

Ольга пришла на поэтический вечер одна, в осеннем сером платье с модной меховой оторочкой. На ракетчиков ничуть не обиделась за месячное исчезновение: город, связанный с Мотовилихинскими заводами тысячью нитей, прекрасно был осведомлён, что по неведомой казённой нужде проходные секретных цехов на время запирались.

Переезды и переводы сотен людей красноречиво говорили и безо всякой шпионской работы, что военные разъезжаются: занятых твёрдотопливными ракетами для сухопутных войск и флота отправили за Урал, конструкторы реактивных аэропланов и турбо-реактивных двигателей теперь обоснуются в нижнем Поволжье. Видимо, осведомлённая о некоторой внутриведомственной конкуренции между этими отраслями, Ахматова, словно подтрунивая над ракетчиками, начала выступление с воспевания авиации:

И весеннего аэродрома

Шелестит под ногой трава.

Дома, дома — ужели дома!

Как все ново и как знакомо…

Публика аплодировала, но сдержанно: губернские жители, помимо всего, ревностно относились к двум столицам, всегда искали повод заметить – мы ничем не хуже столичных выскочек. Ахматова исправилась, прочла полдюжины стихов о любви и о природе, народ успокоился: ни такой чистой зелени, ни таких искренних чувств на столичных тротуарах не водится, только в неиспорченной провинции. Наконец, продекламировала:

Проводила друга до передней,

Постояла в золотой пыли,

Улетает друг мой. Гром ракетный

Растворился в облачной дали.

Зал взорвался овациями. Когда обыватели губернского города считают себя жителями ракетного сердца России, а взмывающие вверх у горизонта огненно-дымные столбы давно стали главным местным символом, любое слово о ракетчиках льётся бальзамом на душу.

Словно провалились в никуда несколько лет, и юный Серёжа с Георгием в грязных рабочих робах под щёгольскими, но чуть потёртыми лётными куртками сидели на поэтическом вечере Маяковского и Есенина. Более того, даже Евгений Бестужев, не разобрав, что Ольга Медынская уже ангажирована коллегами, приставал к ней с предложением «познакомить с настоящими ракетчиками», точь-в-точь, как в тот день перед пишбарышнями, выдавая себя за итальянского «синьора Евгенио» с неаполитанским шармом.

Она очень вежливо отвергла предложение подполковника, сдобренное перспективой прокатиться на шикарном «Петроблице», после чего тот, ничуть не смутившись, отправился на перехват другой цели. Ольга спустилась в ресторацию вместе с Королёвым и Тиллем.

Молодая дама откровенно соскучилась и щебетала без умолку. Столь же оживлён был Георгий, всего пару дней назад сокрушавшийся о погибшей подруге. Лекарство действовало, только Сергей, иногда вставлявший редкие реплики, чувствовал себя неважно. Для излечения от хандры он совершенно не имел в виду этот вариант!

Когда Тилль отлучился, Серёжа решил не терять времени.

- Дорогая Ольга Поликарповна! Вы видите, как я к вам неравнодушен. Но военная служба неумолима. Нас в любой момент могут запереть в казарме, услать за тридевять земель, не спросивши о желании. Сейчас, когда казённый дракон на время выпустил меня из пасти…

Он запнулся. Запас решимости, накопленный для часовой речи, улетучился за несколько секунд. Единственное, что смог Серёжа, когда голос вдруг отказал, как топливный инжектор от засора, так это взять её за руку.

- Понимаю… Вы, Сергей Павлович, хотите ясности в отношениях. Но не продолжайте, потому что прямо сейчас ничего хорошего не услышите.

Королёв не то чтобы считал себя неотразимым Доном Жуаном и исключал отказ. Просто его жизненный опыт позволял чётко распознавать, где имелись верные шансы на викторию, а где лучше было придержать коня за уздцы. И вот – опыт дал осечку.

- Но почему?

- Не могу. В том числе – из-за вашего друга. Нет-нет, между нами ничего не произошло. Поймите… Он такой несчастный. Рассказ про погибшую девушку, что любила его и одновременно обманывала, про перебитые ноги, про переезды из страны в страну, сомнения, испытания… Он такой искренний! А вы, Серёжа, не в упрёк вам, иногда только делаете вид, что слушаете. У вас всё слишком хорошо. Вы сильный… чересчур.

- Вы отказываете мне ради Георгия? – услышал он собственный голос будто издалека.

- Нет! Из-за вас самого. И, помилуйте, это не отказ. Вы же ещё ничего не предложили. Просто… не нужно больше.

Когда Тилль дохромал обратно к столику, его друг выглядел так, словно на его парадный китель выплеснулся чан холодной воды. На лице Ольги застыло отчуждённое выражение.

- Серёжа! Тебя, похоже, нельзя оставлять с дамой наедине. Она чем-то расстроена?

- Нет-нет. Всё замечательно. Впрочем, мне пора. Проводите, мальчики?