Ралли Родина. Остров каторги

«Чую, добреду до кровати только, упаду на мятую постель и сразу же усну, – подумал литератор. – А потом утром меня не добудятся, и день просто сгорит…»

Но разве отказался бы Чехов от всего пережитого, пусть оно, это пережитое, и давило на него тяжелым грузом? Разве, зная наперед, что его ждет, оказался бы от поездки на остров?

«Конечно же, нет!»

Подступая к двери и попутно ища в карманах ключ от замка, Чехов мысленно пообещал себе, что доведет свое исследование до конца, как бы жестоко его ни испытывала судьба.

«Единственное, кажется, что после пережитого тут я буду куда реже улыбаться… но не зря ведь считается, что чаще прочих улыбаются недалекие или беспечные люди?..»

С такими мрачными думами он вошел в дом к доктору и против воли, скорее рефлекторно, громко захлопнул за собой дверь.

* * *

1967

– Молодые люди, а вы куда, ежели не секрет, путь держите? – прищурившись, спросил бородатый старик в серой фетровой шляпе с полями, сидевший на лавке рядом с магазином запчастей. – У нас в Свердловске, надо думать, проездом?

Судя по морщинистому лицу и пустым, утратившим цвет глазам, незнакомцу было далеко за семьдесят, и казался он больше похожим на памятник, чем на живого человека. Пожалуй, если бы старик сам не заговорил с путешественниками, они бы на него и внимания не обратили – сочли бы частью ландшафта, и только.

– Проездом. А вообще – в Ленинград, – ответил Привезенцев. – Случайно про «Ралли Родина» не слышали?

– А то как же, – медленно кивнул старик. – А это что, вы?

– Мы.

– Надо же… – покачал головой он. – Ну да, по приемнику слушаю регулярно, как вы там все… катаетесь.

Он мотнул головой в сторону «Урала», который стоял у тротуара:

– Ну и как мотоциклы? Терпимо?

– А по приемнику не говорили разве? – ухмыльнулся Хлоповских.

– По приемнику много что говорят, а еще больше недоговаривают, – заявил старик.

– Серьезное заявление, – прищурив глаз, заметил Вадим. – То есть, по-вашему, власти врут?

Привезенцев промолчал, хотя в голове тут же возникла сцена на берегу озера Байкал, рыбаки, наперебой рассказывающие про отраву, и Рожков с пленкой в руке.

«Может, этот дедушка тоже был свидетелем чего-то подобного?»

К счастью, старик ничуть не испугался вопроса Хлоповских и охотно подтвердил:

– Врут да еще как!.. Вы вот ездите по стране, сами не видите, что ли, что вокруг творится?

– Видим всякое, это да, – шумно выдохнув, ответил Привезенцев.

– А есть вещи, которые даже не видны, но есть они… по крайней мере, были!.. И вы о них не слышали и не услышите никогда, потому что власти решили про них не говорить! Вот правильно это? Нет, конечно!

Привезенцев и Хлоповских промолчали – не то чтобы ждали продолжения, скорее, проявляли вежливость к старику.

– Народу говорят – помните про войну, помните то и это, важно помнить… а сами многое из того, что забывать нельзя, нарочно стирают из истории! – продолжал старик. – Вот слышали вы когда-нибудь про село Озёрное, которое сгинуло десять лет назад вместе со всеми жителями?

– Ну как так – сгинуло? – не понял Вадим. – А люди? Прямо никто вот не выжил?

– Никто! – гаркнул старик в сердцах.

– А как же вы тогда про село это узнали? От кого? – спросил Привезенцев. – Ну, если никто не выжил?

– Сын мой, Валера, там работал, – понизив голос, сказал незнакомец. – Устранял последствия этой проклятой катастрофы…

– Катастрофы? – окончательно растерялся Владимир Андреевич.

– Кыштымская авария, когда бак с химикатами бахнул – такое слышали? – сверкнув глазами, раздраженно спросил старик. – Бахнул тот бак так, что будь здоров! Валеру и других многих поснимали с работы да туда отправили, порядок наводить… Там, говорят, заповедник будет, в тех местах, что пострадали… да только толку? Народу от химозы той уже померло – тысячи…

– Так а село-то это… Озерное, – напомнил Привезенцев. – Разве его жителей не эвакуировали? Из других деревень вроде народ повывозили…

– Из других-то да. Но Озерное, считай, прямо рядом с тем баком злополучным было, потому и погибли там все прямо сразу после взрыва.

– Ужас какой… – пробормотал Хлоповских.

– Ужас и есть. А вдвойне ужасно это потому, что про Озерное всем, кто за него знал, запретили рассказывать. Валера мой разгребал эти, разгребал… – Старик запнулся. – А потом заболел и помер, уже вот года два как. Облучился сильно, понятно. Там оно еще фонить будет – о-го-го, долго! Если вообще когда-нибудь перестанет… И ради чего это было, все эти разборки на месте взрыва? Да просто так, чтобы в глаза не бросалось, получается. Вот уж цель великая…

Старик смолк, а Хлоповских с Привезенцевым стояли, не зная, что сказать. Перед глазами у режиссера замелькали жуткие образы: таинственное село Озерное, жители которого, проснувшись утром, еще не знали, что вечер для них никогда не наступит. Местные, свердловские мужчины, вроде того же Валеры, которых отправили устранять последствия взрыва, совершенно не думая, как эти мероприятия отразятся на здоровье. Наверняка посылали в те края и женщин тоже…