Не в силах смотреть на поникшего старца, который окончательно погрузился в воспоминания и теперь сидел, тихо шмыгая носом, Привезенцев тихо сказал:
– Пора нам, уважаемый. Сочувствуем… сил вам.
Старик вздрогнул и посмотрел на него так, будто впервые видел, потом, опомнившись, едва заметно кивнул и буркнул:
– Ага… и вам.
– До свидания, – сказал Вадим
Путешественники молча развернулись и пошли к мотоциклу.
– И надо ж нам было именно в этот магазин за запчастью поехать, – сказал Хлоповских, поигрывая ключами.
– И именно тогда, когда тут сидел этот старик, – забравшись в коляску, добавил Привезенцев. – Верно говорят, когда не ищешь, оно само находит…
Хлоповских уселся в седло, завел мотор и дал газу. «Урал» неторопливо отъехал от тротуара и покатился прочь, оставив старика в серой фетровой шляпе наедине с его невеселыми мыслями.
«И как у него сил хватает до сих пор выходить на эти улицы, где раньше он гулял с сыном? – размышлял Владимир Андреевич. – Хотя, может, дома ему и вовсе сидеть нестерпимо – там, наверное, еще больше воспоминаний, каких-то вещей, с Валерой связанных…»
Привезенцев плохо представлял себе, что это такое – потерять сына, но стоило поставить себя на место старика, и все внутри обожгло холодом.
«Каково это – лишиться своего продолжения, смысла жизни? И каково потом, лишившись, искать новый смысл?»
– Как думаете, Владимир Андреевич, правда это? – спросил Хлоповских.
– Про село? Или про сына?
– Про село. Про сына… верю.
– Я тоже. А вот село… не знаю, Вадим. Честно.
Лавка, магазин запчастей и одинокий печальный старик остались позади. По обеим сторонам дороги теперь снова были высокие серые дома. В каждом втором шторы задернуты, чтобы снаружи никто ничего лишнего не увидел.
«Прячутся… везде прячутся…»
– Мне кажется, это все-таки вроде байки, – помедлив, сказал Хлоповских. – Жертвы, понятно, были. Те же ремонтники или там лаборанты. Кто-то из ближайших деревень – да, отравились, понятно… Но о них и не молчали. А тут – целое село сгинуло, но о нем – ни словечка… Это ж не шелуха от семечек, смахнул в ведро да забыл. Это люди. Такое не скроешь.
Привезенцев покосился в сторону спутника. Сказать режиссеру хотелось многое, но стоило ли? Ему, в отличие от того старика на лавочке, было, что терять. И пусть Вадим казался искренним и честным человеком, Владимир Андреевич не собирался рисковать.
«Наверняка ведь организаторы захотят узнать настроение участников ралли, выяснить, не затесался ли в ряды проверенных патриотов Родины, избранных для участия в ралли, какой-нибудь скрытный антисоветчик… а поскольку антисоветчик у нас – это любой, кому хоть чем-то в стране недоволен…»
– Не скроешь, – с тоской произнес Привезенцев.
Он, как и положено режиссеру, видел картину шире, чем его спутник. К примеру, прекрасно понимал, что главный страх заключался даже не в том, существовало ли на самом деле село Озерное, и не в том, погибло оно или нет. Страшней всего было осознавать, что у них сами собой возникли сомнения – а что, если и вправду это скрыли? То есть и Вадим, и Владимир Андреевич в глубине души допускали мысль, что такое могло произойти в Союзе – огромная трагедия, о которой просто умолчали, чтобы лишний раз панику не сеять.
«Вот мы с тобой есть, а вот – уже нет… и, если надобность возникнет, сделают так, будто и не было. И чем меньше ты из себя представляешь, чем тише и глуше живешь, тем легче тебя просто стереть, словно ластиком карандашные каракули школьника…»
К Свердловску чувство, что в стране все плохо, не исчезло, а только усилилось. Более того – стали возникать шальные мысли, что в чем-то ситуация даже ухудшилась, несмотря на авторитетные заверения дикторов, вещающих с экранов телевизоров.
«Врут и дальше, и больше… и, судя по всему, уже не перестанут…»
Впереди показалась их временная стоянка. Пеньковский и Светличный до сих пор возились с поршневой «Урала», попутно подтягивая все, что разболталось и открутилось в дороге.
– Им рассказывать не будем? – спросил Хлоповских.
– А зачем? – пожал плечами Привезенцев. – Ты вот хочешь слухи множить, связанные с властями?
– Не особенно… мягко говоря, – мрачно ответил Вадим.
– Вот и я не хочу. Так что пусть это между нами останется. А то скажут потом, что Привезенцев с Хлоповских клевещут на…
– Да понял я, Владимир Андреевич, понял, – торопливо перебил спутник. – Давайте, правда, не будем говорить. На всякий случай. А то этот Рожков…
– При нем вообще лучше не заикаться.
– И не будем.
– Согласен.
Пеньковский, заслышав рев мотора приближающегося «Урала», отложил ключ и повернулся на звук. Светличный с улыбкой помахал вернувшимся товарищам куском проволоки, которой они крепили отваливающийся подкрылок. Хлоповских тоже поднял руку в приветственном жесте.
– Вот ведь… горе-ремонтники… – с натужной улыбкой проворчал он.
Поравнявшись с «ирбитским пациентом» Пеньковского, Вадим остановил свой мотоцикл и заглушил мотор.
– Привезли запчасть? – спросил механик нетерпеливо.
– А то как же! – отозвался Хлоповских, выбираясь из седла.
Спрыгнув на землю, он вытащил из-за пазухи завернутые в тряпицу поршневые кольца.