Ралли Родина. Остров каторги

Вдруг где-то совсем рядом послышался звон бьющегося стекла. Чехов от неожиданности аж на кровати подпрыгнул, потом, тихо поминая черта, протянул руку и стащил со стула брюки. Надевая их, вспоминал, куда положил револьвер. Обычно литератор клал его в верхний ящик прикроватной тумбочки – на Сахалине, среди осужденных бандитов и воров, подобная мера осторожности совсем не казалась чрезмерной. И сейчас, как казалось Чехову, он тоже положил оружие на его обычное место.

Впрочем, казалось так только до того момента, как рука Антона Павловича нырнула в ящик и нащупала там лишь пустоту.

Внутри у Чехова похолодело. Он не был робкого десятка, но умный человек по определению боится сильней недалекого.

«Куда же ты делся, сволочь ты этакая… – думал Чехов, хмуро оглядываясь вокруг. – Неужто из куртки не достал, когда вернулся? Что за нелепая расхлябанность…»

Рывком поднявшись с кровати, Антон Павлович подошел к комоду, дабы проверить, нет ли револьвера в нем. Оказалось, что нет – по крайней мере, не в верхних двух ящиках. Тогда Чехов метнулся к двери, но она открылась прежде, чем литератор успел схватиться за ручку. На пороге комнаты стоял не кто иной, как Николай, неделю назад по просьбе Ландсберга выпущенный солдатами из кандальной. В руке у брата Ульяна был чеховский револьвер.

– Не это ищите, Антон Павлович? – спросил негодяй.

Его хищный взгляд обездвижил Чехова, буквально пригвоздил его к полу.

– Чего тебе надо, Николай? – спросил литератор, глядя бандиту в глаза. – Денег?

– Да, но не только. Главное, что мне нужно, Антон Павлович – это вы.

– Я? – опешил Чехов.

– Вы – мой билет на материк, – кивая, сказал Николай. – Будете меня от пуль заслонять.

– Ты что, думаешь, они в тебя стрелять не станут, если ты мной прикроешься? – ушам своим не поверил Чехов. – Отпустят каторжника, чтобы мне не навредить?

– Ну а чего бы и нет? – дернул плечом арестант. – Вы – известный автор, а я – мелкая сошка, вор, каких тут по дюжине в неделю дохнет… Не будут они по вам стрелять.

– Остановись, пока не поздно, – качая головой, сказал Чехов. – Навредишь только нам обоим. Убьют и тебя, и меня заодно…

– Не убьют. Чего вы только о плохом думаете? Вы, говорят, рассказы веселые пишите, а ведете себя так…

– Сложно улыбаться, когда на тебя наставляют твой же револьвер, – признался Чехов.

– А вот это уже смешно, – осклабился Николай.

Глядя на его щербатую улыбку, Чехов снова вспомнил их разговор с Ландсбергом, когда Карл Христофорович сравнил брата Ульяна с животным, понимающим только силу. Сейчас, с оружием в руках, Николай напоминал хищного зверя, который загнал свою добычу – Чехова – в угол и теперь смакует момент, прежде чем впиться жертве в глотку.

«Только глупец может надеяться выбраться с острова каторги подобным образом, – подумал литератор, исподлобья глядя на Николая. – Глупец… или безумец».

– Пошли отсюда, – сказал каторжанин и жестом поманил Чехова к себе.

Антон Павлович нехотя подчинился.

– Вы идете передо мной, но не сильно торопитесь – револьвер я хоть в карман и спрячу, но дуло вам в спину будет смотреть. Помните об этом, если вдруг решите совершить какую-то глупость – я выстрелю, мне терять нечего.

– Сволочь вы, Коля, – не выдержав, сказал Чехов.

– Злитесь? Оно и понятно. Вы ведь на моем месте не были, не понимаете, каково мне. А походили б в кандалах с мое, дошло б до вас быстро, почему я отсюда сбежать хочу.

– Не поверите, но я и так все понимаю, – сказал Чехов, медленно шагая к парадной двери. – Я был в кандальной, видел, как там живут. И никому бы не желал туда попасть и провести там даже минуту, не то что месяц или, упаси Боже, полгода!

– Складно говорите, Антон Павлович, – буркнул Николай. – Сразу видно – писатель… Давайте, одевайте куртку и обувайтесь, а то босого вас враз приметят да разоблачат…

Чехов послушно принялся облачаться.

– Так вы хотите со мной до парома добраться? – спросил, надевая туфли.

– До материка, я же сказал. Поплывете со мной, а там уж решим. Как на материке окажемся, в смысле.

Антон Павлович, услышав это, на какое-то время застыл.

«Нет, он точно безумен».

– Обулись? Тогда открывайте дверь.

– А ты действительно с Сонькой Золотой Ручкой якшался? – спросил Чехов.

– А кто говорит, что якшался? Не Карл Христофорович часом? – ухмыльнувшись, спросил Николай. – Наверняка он. Он все про всех знает…

Удивительно, но последнюю фразу бандит произнес без какого-либо сарказма или двоякости – показалось, что брат Ульяна относится к Ландсбергу с плохо скрываемым уважением.

«Хотя чему я удивляюсь? Тут, кого ни спроси, так же отзовутся…»

– А даже если и он, то что?

– Да ничего, – хмыкнул Николай. – Вам самому, Антон Павлович, не все ли равно, с кем я дела имел и еще поимею? За дела мои меня судили, а за которые не судили, значит, и не было их. Смекаете?

– Да я так, любопытства ради… Тем более что мне из этой передряги живым вряд ли выйти удастся, так что…

– Вот только не надо зубы мне заговаривать, – раздраженно процедил Николай. – Открывайте дверь и топайте, да поживей: путь до порта неблизкий.