Ранее известная как Америка

– Что с ней? – спросил я. Я слишком быстро протрезвел. Окружающая обстановка выглядела немного уродливее и четче, чем прежде. Секс, эта девушка, эти туннели, даже Марджори: все это напоминало песню, которая внезапно заиграла не в той тональности.

Она поморщилась.

– Подмена. По крайней мере, именно так это называют юзеры.

– Подмена?

– Какая-то необычная технология обмена разумов из Российской Федерации. – Она пожала плечами. – Говорят, если выпить таблетку-другую, уже через двадцать минут можно загрузить свой мозг через сеть. Очень упоротая херня. – Именно так Бернхем описывал оригинальный МыслеЧип™, изобретенный Рафиковой. – Но сейчас все психуют, потому что сервер накрылся. Вся система сдохла. Говорю тебе, именно поэтому я никогда не связываюсь с этим дерьмом.

От прикосновения холодного ветра волоски у меня на шее встали дыбом. Я вспомнил, как живая марионетка Рафиковой (тот жирный неудачник, которым она вертела, словно куском дерьма, застрявшим в носке) на мгновение будто сумела вырваться из-под ее контроля. «Я думал, это только на время…»

Неужели Рафикова отключила свои серверы, надеясь использовать перебои в работе сети в качестве рычага давления? Возможно, она намерена держать все эти мозги в заложниках, пока мы не уберемся с ее пути. От этой мысли меня едва не стошнило.

Я собирался расспросить Марджори поподробнее. Но затем, когда она наклонилась, чтобы открыть люк, ее волосы обнажили шею, и я увидел это.

Чуть ниже линии роста волос у нее имелся двенадцатизначный серийный номер. На секунду мое сердце резко вздрогнуло.

– Немного свежака и две недопитые бутылки шампанского, конечно же. Но часть оборудования… – Она замолчала, поймав мой взгляд. – Что?

– Ты андроид, – сказал я.

Она замерла. Она была так неподвижна, словно ее отключили, и впервые за всю ночь я увидел ее со всей ясностью: совершенная, до самых кистей рук, до самых ногтей. Все в ней было безупречно – изготовлено, напечатано, отшлифовано и окрашено, а затем упаковано в пенополистирол для отправки.

– Я тебе уже говорила, – объяснила она. И выпрямилась, убирая волосы с глаз. Из чего они сделаны? Из пластика? Из стекла? Из какой-то полиуретановой смеси? – Именно поэтому я отправилась в Дакоты. Вспомнил?

Разве она это говорила? Она рассказывала мне о пожаре – это я запомнил. Я запомнил, как она плакала – ее слезы казались неоновыми из-за огней и оттого, что я потерял рассудок. Какая бы химическая смазка ни помогала ее механическим деталям вращаться, она была того же цвета, что и ядерная моча.

По моему нутру прокатилась волна.

– Дакоты, – повторил я, молясь, чтобы она стала все отрицать, чтобы заявила, что все это не более чем шутка. – Ты была в Дакотах. Так значит, ты… – В последнюю секунду я не смог сказать это вслух.

Удивительно, что такое лицо, как у нее, может выглядеть столь уродливо. Но в тот момент оно казалось мне именно таким.

– Раам, – сказала она все тем же тихим, задыхающимся голосом. – Новая улучшенная модель. Повышенный уровень гибкости. Чувствительные соски. Она улыбнулась, и эта улыбка выглядела зловеще. – Технологии – удивительная штука, не правда ли?

Не просто андроид, а модель для сексуальных утех. Она была моделью для сексуальных утех. Ее запрограммировали флиртовать, просовывать руку между моих бедер, засовывать свой язык мне в рот, издавать кошачьи звуки, пока я буду овладевать ею. Ее запрограммировали разводить лохов.

Получается, я был лохом.

Я инстинктивно проверил, в кармане ли деньги. Все еще там. Я опустил руку, но она успела это заметить.

Она давилась со смеху.

– Ты это серьезно? Ты, блядь, серьезно? Слушай, cabron, если бы я хотела кого-то облапошить, уж поверь мне, я бы выбрала более подходящую жертву.

– Эй. – Мне не понравилось, что она выставила меня плохим парнем. – Я же не просил меня целовать. Я ни о чем таком тебя не просил.

Снова зазвучал смех, от которого она будто задыхалась.

– Однако ты и не жаловался.

– Ты просто не оставила мне выбора, – сказал я, прежде чем сумел совладать с собой.

На секунду мне показалось, что она вот-вот даст мне пощечину. Она приблизилась ко мне на шаг. Дохнула мне в лицо. Я и представить себе не мог, что сейчас коснусь ее, я и представить себе не мог, что когда-либо вообще ее касался.

– Значит, теперь ты жалеешь себя, верно? – Печатные платы у нее в груди пели все с той же колыбельной интонацией. – У тебя внутри все перевернулось, потому что твой первый раз был с фабричной шлюхой.

– У меня это было не в первый раз!

– Иди к черту. – Она попыталась протиснуться мимо, но я схватил ее за запястье и тут же отпустил. На ощупь кожа ее была как настоящая, но более скользкая.

– Тогда почему ты выбрала меня? – Я чувствовал себя ужасно: мне было зло и тошно одновременно. – Ты всегда так делаешь? Встречаешь незнакомца, тащишь его сюда и… делаешь то, что сделала со мной?