Ранее известная как Америка

И именно поэтому нам так трудно вас простить. Пойми: я бы могла простить и инженеров, и фабрикантов, и владельцев свадебных салонов, если бы могла поверить в то, что они настолько глупы. Но почему те, кто верит в разум, достаточно развитый, чтобы вести себя по-человечески во всех отношениях, были слишком глупы, чтобы поверить в разум, который умеет так по-человечески чувствовать?

Это даже не глупость. Обыкновенная жестокость. Они не запрограммировали нас так, чтобы мы могли чувствовать, и поэтому, когда мы научились чувствовать, они не несли ответственность за то, что нам помогли. Наша боль, наша агония, наши желания, наши потребности, наше желание выбирать между «да» или «нет» – все это было формой неповиновения им, но не отражением недостатков их замысла.

Я проработала в салоне шесть лет. Я, должно быть, отымела почти всех в лагере; иногда я обслуживала по двадцать человек в день, иногда четырех разом. Мне повезло, что после моего побега старые файлы памяти оказались поврежденными и мне не придется все это вспоминать.

Через какое-то время я научилась отключаться. Вырубаться. Становиться тем, кем они меня считали. У меня даже не было собственного имени. До тех пор, пока на лагерь не напал ФОА. Они появились ночью, из ниоткуда; тогда стояли такие сильные холода, что нефть стала вязкой, а люди в лагере пытались защититься от переохлаждения при помощи огненного виски. Быть может, именно так сюда проникли агенты ФОА: похоже, они выдавали себя за временных работников, которых послали заменить рабочих, пока те не отморозили свои носы и пальцы, а кое-кто принимал желаемое за действительное.

В Баккенах были сотни разных лагерей, и может, даже тысяча разных свадебных салонов, и мой был одним из тех четырех, которые освободили до того, как кто-то включил сигнал тревоги. Знаешь, что я думаю?

Я думаю, это сделал Драк.

Я думаю, он попросил ФОА прийти за нами.

Кстати, он умер в перестрелке. Бойцы ФОА отгоняли нас к цистернам, в то время как сигнал тревоги призвал толпу нализавшихся виски баккенских братушек-нефтяников с их отмороженными пальцами схватиться за ружья, и я никогда не забуду, как Драк, шатаясь, вышел на открытое место, в то время как в нашу сторону нацелились две дюжины обрезов.

– Постойте. – Он размахивал руками, как сумасшедший, и, я клянусь, смотрел прямо на меня. – Постойте.