Ранее известная как Америка

– Мы уже в Аду, дорогуша, – сладко сказала она. Через дорогу ветер снес навес и покатил его по тротуару. – Разве ты этого не заметила?

Девушка лишь сердито на нее посмотрела.

Ураганное убежище находилось под старым торговым центром, и между раскладушками желтели ряды старых парковочных мест. Генератор размером с грузовой автомобиль поддерживал работу нескольких электрических ламп и уплотнял отходы из двух туалетных кабинок.

Даже будучи под землей, мы точно знали, когда грянула буря. Мы это почувствовали – это было как давление гигантского вакуумного пылесоса, который высосал из комнаты весь воздух, отчего у меня заложило уши. Затем – рев, чудовищный шум и гам лязгающего металла, и звуки дерева, разлетающегося в щепки.

В Кранч 407 мы повидали много торнадо – в зимние месяцы они были настолько частым явлением, что аварийная система почти никогда не срабатывала, но там завеса красной пыли и химические циклоны отгоняли сильные ветры прежде, чем те достигали города. А здесь, в БХИ Тех, не было ничего, кроме пустого пространства и опустошенных землетрясениями городов, карстовых провалов и многих миль свободного пространства, где торнадо мог превратиться в чудовищный вихрь.

Мы сидели на корточках в тревожном молчании. Демоны уставились на девушку и ее семью, когда те взялись за руки и принялись зачитывать отрывки из Библии, но ничего не сказали.

Снаружи с громким треском упало что-то очень большое. Из-за помех на долю секунды свет погас, и мы все (даже Зеб) подпрыгнули. Девочка с косичками заплакала.

– Не волнуйся насчет этого, – сказал ей Соломенный человек. – Эта свистопляска не идет ни в какое сравнение с тем, что творилось у нас в старой Луизиане. Ураган несся напролом и сдувал все начисто.

Но она зарыдала еще громче.

Соломенный человек лишь покачал головой и продолжил обгрызать ногти до идеально круглой формы. Я бы дал ему лет пятьдесят или около того, хотя его гладковыбритое лицо, круглое, как тарелка, делало его моложе.

– А как тебя зовут, а? – Мне еще не приходило в голову спросить его, вероятно, потому, что я полагал, что он скоро умрет.

Он выплюнул кусочек ногтя.

– «Тимоти Безотцовщина» – так написано в моем свидетельстве о рождении, – сказал он. – Но мои предки на болоте называли меня Малышом Тимом.

– Как ты здесь оказался? – спросил я.

– Я освоил аферистский промысел в той или иной форме, когда был совсем карапузом. Не так уж и просто найти работу, если ты Соломенный человек.

Я знал, что он был прав. Все знали, что увидеть пугало – плохая примета.

– Так что же произошло? – спросил его я. – И где ты взял этот нож?

– Ты хочешь услышать легенду о Малыше Тиме? – спросил он. – Хочешь узнать, как человека набивают соломой?

Зеб раскладывал свои пушки и протирал их от грязи и града одну за другой. Но я был уверен: он слушал. Все слушали. Даже маленькая девочка перестала плакать. Вместо этого она сосала большой палец и пристально смотрела на нас.

Я кивнул, и он издал свой обычный гулкий смешок, а затем похлопал меня по плечу массивной рукой.

– Ладно, Траки Уоллес. Я поведаю тебе свою историю.

Что он и сделал.

Интермедия:

Легенда о Малыше Тиме

Я родился примерно в ноябре, в последний год существования США[69], в штате Луизиана. Я был самым младшим из девяти детей и самый крупным из всех. Мама всегда говорила, что доктор, увидев, как выходит моя головка, едва не упал в обморок, а мои родные с самого начала не поспевали за тем, как быстро я рос – набирая силу не по дням, а по часам и вырастая из всей своей одежды.

Я никогда не видел отца; знал только, что его звали Нейтан Второй и что работал он стрелочником. Уже потом мы узнали, что его убило пушечным залпом в Александрии после вторжения Конфедерации[70].