Ранее известная как Америка

Мы все вместе зашлепали по лужам главной улицы, направляясь к гниющему остову здания средней школы, где под открытым небом размещался рынок с его аптечными киосками и торговцами всяким крутым добром, поношенными футболками с заметными следами пота и визорами первого поколения. Какой-то унионист[75] с древним американским флагом, повязанным в волосах, продавал в спортзале машины. На одной из стен все еще висела почерневшая баскетбольная сетка, напоминавшая жалкий клок лобковых волос. Это было огромное, мрачное место, набитое колесным транспортом. Здесь были конные повозки и велосипеды, продуктовые тележки и тачки, гольф-кары, оснащенные подвесными моторами, и древние мопеды, изъеденные ржавчиной, примитивные боты доставки и даже уцелевший гимнастический конь с блестящей гривой из медной проволоки, на котором имелся предупреждающий знак с напоминанием, что заправлять можно только Отбракованным рафинированным растительным маслом[76].

Там были тачки начала XXI века, красивые на вид, но не стоившие и выеденного яйца; груды металлолома, старые детали двигателей, охлаждающие жидкости и смазки, колеса и спицы от колес, провода для прикуривания, запасные батареи и даже бочки с бензином.

Я бродил по лабиринту колесного транспорта, выставленного на продажу, пытаясь отделаться от мрачных мыслей. «Прыг-Скок» уже проник на Пригорок. Сколько других мест он успел охватить? Что же будет, когда Рафикова решится на войну?

– Ты расстроен, – заметила Рамми. Я не слышал, как она подошла ко мне сзади. – Я поняла это по твоим рукам. Ты стиснул их в кулаки.

Я заставил себя улыбнуться.

– Молодец!

– Благодарю. – Она перестроила свой интерфейс, изобразив улыбку. Это было что-то новенькое. В дороге она стала учиться стремительными темпами. – Я слышала, что новому поколению гораздо легче распознавать мимику и позы тела, поскольку их алгоритмы намного сложнее. Есть еще так много вещей, которых я не понимаю.

– Каких, например? – спросил я.

– Например, «расстройство», – ответила она. – Можно расстроить планы, брак или пианино. Есть так много различных определений. «Беспорядочный», «невменяемый», «нервный», «раздражительный». Так какое же из них тут подходит, а, Траки Уоллес?

– Все вышеперечисленные, – сказал я. – Ну, кроме «невменяемого». Я не невменяемый. По крайней мере, пока.

Она покачала головой:

– Порой кажется, я никогда не смогу до конца понять людей.

– Твое счастье, – сказал я.

На дальней стороне торгового зала, где раздвижные двери впускали внутрь толстые куски солнечного света цвета маргарина, я присел на корточки, чтобы полюбоваться сверкающими колесными ободами пятидесятилетнего трактора «Джон Дир», которому уже никогда не придется вспахивать землю.

Каждый обод был большим, как две головы Малыша Тима, и таким же блестящим. Выхлопная труба походила на средний палец, на колесах стояла новая резина, а капот был окрашен в зеленую и желтую полоску, что напомнило о плотоядных пчелах, которые якобы превращали в фарш плантации[77] Конфедерации.

– Он красавец, не правда ли?

Я резко обернулся, услышав тихий голос позади себя. В пятне солнечного света стоял самый белый паренек, которого я когда-либо видел: белокурые волосы, брови и ресницы, белая рубашка без заметных пятен грязи, даже белые носки. Белые парные носки. Я не видел парных носков уже лет десять.

– Да, – сказал я, игнорируя зуд в голове, сообщающий, что я где-то уже видел этого паренька. – И всего за пятьдесят пять тысяч кранчбаксов, хорошая сделка. Можете ли вы себе представить, как этот драндулет станет вашим?

Мальчик подошел поближе. Его начищенные до зеркального блеска туфли оказались прямо возле того места, куда я присел.

– Единственная валюта, которая имеет значение, – это Божья милость, – сказал он.

И после этого зуд в моей голове словно рукой сняло: я понял, этот пацан был Дружелюбным ополченцем.

Я хотел, было, закричать, но тут язык у меня во рту превратился в чугун. В любом случае было уже слишком поздно. Когда я встал на ноги, через раздвижные двери по одному входили десятки пехотинцев, все в безупречно белых рубашках и чистых носках. Я понятия не имел, как вообще можно было достичь такой чистоты. Даже президенту Бернхему не удалось до конца избавиться от грязи из-за загазованности воздуха и той серости, которая проникала в каждый изгиб и складку ткани.

Но Новое Королевство Юта не страдало из-за нехватки денег (это было и так понятно по их арсеналу: каждый из миссионеров имел при себе кобуру с первоклассной пушкой, патронную ленту, новехонькие пистолеты, винтовки).

При этом ни один из них не забыл сказать «извините». Некоторые из них кивнули мне и улыбнулись, а одна девушка даже сделала комплимент моему визору. Они в самом деле были самой милой армией на свете.

В такой ситуации люди обычно говорят: «Лучшего способа умереть и пожелать нельзя».