Это было только предположение. Но через минуту Сайбун уже верил, что угадал правду. Понятно, Даштемир проверял его, и он, несмотря на некоторую нерешительность, все-таки доказал, что способен быть ловким и смелым.
«А трубка? — спросил Сайбун себя. — Зачем понадобилась Даштемиру телефонная трубка?»
В этой трубке и была заковыка. Если Даштемир действительно хотел испытать ловкость и смелость Сайбуна, он бы бросил трубку или даже прикрепил ее снова. Но он не бросил и в ответ на предложение Сайбуна прикрепить трубку сказал: «Без нас приделают».
Сайбуну так хотелось верить Даштемиру, что даже сейчас, когда он не находил ответа на многие и многие вопросы, когда образ нового друга неожиданно замутился, он старательно выпячивал его лучшие черты — силу, мужественность, выдержку — и хотел забыть о плохих.
Сайбун свернул в сторону парка. Но в парк не вошел. Идя вдоль железной решетки, служащей оградой, он направился к морю. Инстинктивно он избегал людей. Ему казалось, что они каким-то образом узнают по его виду, что только сейчас, несколько минут назад он совершил нехорошее дело...
«Трубка!..» — вертелось у него в голове. И каждое такое воспоминание о недавнем случае в телефонной будке обжигало душу Сайбуна.
Потный, растерянный, ошеломленный, он остановился на берегу. Море лениво накатывало на прибрежную гальку один вал за другим. Пена, шипя, растворялась среди камней. Странной формы камень вдруг привлек внимание Сайбуна. Он сделал к нему несколько шагов и остановился: камень был похож на телефонную трубку, маленькую, гораздо меньше той, что срезал он в будке.
— Ой, что же будет? — не выдержав, сказал Сайбун вслух.
Волна неожиданно накатилась на странный камень, поволокла его в море, скрыла. Будто и не было его.
Сайбун пожал плечами. Что это на него нашло? В конце концов, Даштемир сказал правильно: ничего страшного нет! Завтра или послезавтра в будку заглянет монтер, поставит новую трубку — и все будет шито-крыто. Никто так и не узнает, что Сайбун испортил телефон-автомат. Никто. Чего же ему бояться?..
— Никто! Никто! Никто! — пропел он и с легким сердцем побежал домой.
Но домой он сразу не попал. Еще издали Сайбун увидел Нину. Она стояла, опустив голову и ковыряя носком туфли какую-то выбоинку на асфальте.
«Опять приплелась! — с раздражением подумал Сайбун. — Ну чего ей надо? Сейчас что-нибудь придумает, скажет, что принесла мне еще одну задачку».
Он решил не окликать Нину. Но она, наверное, услышала его шаги и узнала их. Подняв голову, она сказала дрогнувшим голосом:
— Сайбун... Подожди...
— Ну жду, — процедил он, не глядя на Нину.
— Слушай, Сайбун, я ведь заметила, что последнее время тебе как-то не по себе... — Чувствуя, что Сайбуну неприятен этот разговор, Нина заторопилась: — Не по себе, точно, не обманывай меня... Что у тебя случилось? Скажи? Ты можешь не считать меня своим другом, но я... я для тебя все готова сделать!
Слушая Нину, Сайбун стоял ни жив ни мертв. Неужели она видела его и Даштемира около телефона-автомата? Нет, не могла видеть! Тогда как она заметила, что ему действительно не по себе?
— Любишь ты придумывать, — сказал Сайбун и демонстративно плюнул сквозь зубы. — Ничего у меня не случилось. А дружить с тобой... Как можно с тобой дружить, если у тебя вот тут, — он стукнул пальцами по голове, — не хватает? В прошлый раз пришла ко мне домой, наболтала невесть что? Не нужна мне такая дружба! Вот когда научишься держать язык за зубами, тогда и поговорим. А сейчас — оревуар!
Он направился к дому, но успел расслышать, как Нина сказала ему в спину:
— Грубый ты, Сайбун... И плохой, очень плохой!
МАМА ЗАБОЛЕЛА
На следующий день Сайбун проснулся раньше обычного. Ему показалось, что кто-то стонет. Он прислушался.
— Ой, Шарип, очень больно! Ой! — раздался тихий мамин голос.
Сайбун бросился в комнату родителей. Мама лежала на спине. Лицо у нее было белым, бескровным. Левая рука бессильно, будто неживая, свесилась с кровати. Отец стоял над Хадижой-Ханум, держа на ладони стеклянную трубочку с какими-то белыми таблетками.
Сердце Сайбуна сжалось от страха.
— Мама, что у тебя болит? — спросил он.
— Ой, сыночек, умираю! — запричитала Хадижа-Ханум.
— Сердечный приступ, — сказал Шарип сыну. — Побудь около мамы, если ей станет совсем невмоготу, дай одну таблетку. А я побегу к телефону-автомату, вызову врача...
Шарип исчез. Сайбун присел к матери на кровать. Он смотрел на нее с жалостью, прислушивался к прерывистому дыханию, сотрясавшему слабую материнскую грудь, и с ужасом думал, что это дыхание каждую секунду может остановиться, и тогда...
— Мама! — не выдержал он. — Хочешь, я дам тебе лекарство?
Хадижа-Ханум еле заметно кивнула. Сайбун достал стеклянную трубочку с наклейкой «Нитроглицерин» и, распаковав ее, дал матери маленькою таблетку.
— Ну что, лучше тебе? — тут же спросил он.
Мать ответила:
— Лучше. Но все равно больно. Почему не идет Шарип? Ведь он обещал скоро вернуться...
Но отца все не было. Сайбун посматривал на будильник: пятнадцать минут прошло, двадцать, двадцать пять... И правда, где же он?