Раненые звезды

Мы полетели вместе. На борту нас накормили ужином — несколько смен каких-то блюд микроскопического размера. Было крайне сложно определить, из чего они приготовлены — хотя не сомневаюсь, что ужин этот стоил целое состояние. Пара стюардесс обладала каким-то волшебным даром исчезать сразу после того, как стол был накрыт, и появляться, едва я успел сделать последний глоток чая.

За ужином мы молчали, резонно полагая, что салон джета, даже многократно проверенный, не может быть безопасным местом для откровенных бесед.

Непосредственно перед посадкой немного потрясло; в Сочи было сыро и пасмурно. Совсем как у нас поздней осенью. Хотя море… да, близость моря все меняла. В воздухе пахло свежестью и обещанием скорой весны.

Родителей поселили на охраняемой территории, в одном из коттеджей «Имеретинского», апарт-отеля, оставшегося после олимпийских игр четырнадцатого года. Катя подкинула меня до подъезда. Машина — новенький «Мерс» эс-класса — ждал нас с бесконтактным ключом на сиденье водителя прямо на парковке.

— Вылет рано утром, в шесть, — сказала она, не вылезая из-за руля, — занятия начнутся в десять. Мы попросили на час сместить программу, и нам пошли навстречу.

Катя кивнула мне и улыбнулась. Я захлопнул дверцу, и, не оглядываясь, направился к двери, на которую она указала.

Вот и момент истины. Или прямо сейчас меня попытаются ликвидировать, или я, наконец, увижу родителей.

Я не стал звонить или стучать, а просто надавил на ручку, и толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Вполне в духе мамы и папы.

Удивительно, но уже с порога я почувствовал, что тут пахнет домом. Мама готовила. Какая-то выпечка — пирожки, или ватрушки. Я сглотнул слюну: еда, которую предложили в самолете, конечно, была очень вкусной, но совершенно не насыщала.

Я разулся, скинул парку и толстовку. Потом ступил на толстый ковер в коридоре за прихожей.

Мама, улыбаясь, что-то рассказывала отцу, хлопоча возле духового шкафа. Тот кивал в такт, и улыбался в ответ. Потом мама обернулась к дверному проему. Увидела меня. Застыла, широко открыв глаза. Выронила перчатку-прихват, и молча побежала ко мне, пытаясь сдержать льющиеся сплошным потоком слезы.

Мы долго говорили на веранде, возле газовой горелки-обогревателя, закутавшись в плед. Пили чай, закусывали мамиными пирожками с яблочным повидлом.

Удивительно, но им рассказали почти все. Они знали и про мои особые способности, и про челнок, и про предстоящую миссию. Это было неожиданно. И, что уж там — приятно. По телефону мы такие вещи, конечно же, не обсуждали, и я был готов к долгому разговору, который не понадобился. Я даже начал сомневаться в своих подозрениях относительно Кати и ее организации. Разве так будут поступать те, кто принципиально не желает играть в открытую?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Достала эта удаленка, конечно, — сетовала мама, — но так мы можем оставаться здесь, в Сочи. Очень любезно со стороны твоих новых работодателей перевезти нас сюда. Хоть я и вижу свой класс только по компьютеру, — она печально вздохнула, и сделала глоток чая.

— Мам, пап, — я, наконец, решился перейти к главному вопросу, — мне тут сказали кое-что. В общем, вы в любом случае мои самые родные и любимые люди на свете, хорошо? Но, все-таки… — я запнулся.

— Сын, ты о чем? — отец удивленно поднял бровь.

— Вы меня подобрали? — спросил я, тут же заметил нелепость формулировки вопроса, и поправился: — то есть, усыновили? Я приемный?

Теперь и мама округлила глаза; они с отцом растерянно переглянулись.

— С чего ты взял? — спросил папа, и развел руками, — кто тебе такое наговорил?

— Это не важно, — ответил я, и покачал головой, — так что… это так?

— Сынок, — мама вздохнула, — ты сейчас занят такими делами. Я понимаю, что приходится… — она махнула рукой, и вытерла появившуюся в глазу слезинку, — но не верь всякой чуши больше. Помнишь, чему я тебя учила? Ты хороший мальчишка. У тебя есть сердце. Всегда спрашивай его.

— Сын, мы тебя родили, как полагается, — твердо сказал отец, — ты — наш. И я сам следил в роддоме, чтобы тебя не перепутали, потому что мама очень этого боялась. Я был на родах.

— Мы очень долго тебя ждали, — продолжала мама, — двенадцать лет. У нас ничего не получалось целых двенадцать лет! — слезы все так же катились по ее щекам.

— Мы уже решились на ЭКО, — добавил отец, — а в то время это было, мягко говоря, совсем не дешево. Но мы нашли деньги. И записались на процедуру.

— Она была назначена сразу после новогодних праздников. Поэтому в тот новый год мы сидели без шампанского, — продолжала мама; когда родители рассказывали что-то, иногда возникало впечатление, что говорит один и тот же человек. Они просто подхватывали и развивали мысли друг друга, — и вот, числа пятого-шестого я поняла, что у меня задержка…

— Мы боялись поверить, — теперь глаза заблестели и у отца, — ты не представляешь сейчас, каково это…