Раненый город

Отделение уголовного розыска и другие службы тоже «спеклись». Давно уже ничего реального не делают. Менты и спецназовцы украли друг у друга уже полдюжины пистолетов. Протрезвевшие с горя обворованные уныло пытаются что-то об этом выяснить. За утерю оружия увольняют из органов, и дамоклов меч висит над ними, пока нас отсюда не выведут или пока об этом кто-нибудь не доложит. Самые ушлые не теряют надежды купить новый пистолет, после чего за отдельную плату надо будет перебивать номер или как-то договариваться, чтобы внесли изменения в журнал учета оружия. В общем-то это возможно, если можешь предложить взятку или имеешь связи. Кто свое оружие сохранил или вовсе его не имел, наслаждаются жизнью. Больше всех доволен Кинг-Конг. Его ствол не утерян, а отобран Сержем после того, как физически переразвитый придурок второй раз кряду прострелил дверь в гостиничной уборной. У Кинг-Конга больше нет забот!

Как все это надоело! Ничего, скоро я рвану отсюда, в Одессу съездил удачно. Как только увидел предлагаемую на обмен квартирку, согласился сразу. Маленькая, но светлая, в кирпичном доме недалеко от большой улицы, но не в первом ряду. На следующей неделе уже должны быть выписаны обменные ордера, после чего одесситы готовы переезжать. По этому поводу опять ездил с ночевкой в Тирасполь. Теперь с этим стало просто. Уже поздно вечером позвонил Редькину по поводу обмена, чтобы сказать: осталось дело за ним, когда он назначит день для своего переезда, потому что я и одесситы готовы, можно получать обменные ордера. И неожиданно нарвался на оскорбительный мат. Ах ты ж гад! Обложить его таким же матом? Пока собирался с мыслями, он перезвонил. Даже не извинился, просто сказал, чтобы я не брал его высказывания в голову. Я еще не перекипел, хотел ответить с сарказмом, что он меня «напугал тем, что за изящные словеса башку ему придется пробить и себе жизнь подпортить». Но он уже бросил трубку, и вышло по-идиотски, будто я действительно его чиновничьего нутра, прорванного грязным матом, испугался… Эх, интеллигентность долбаная, надо было, как Достоевский, сразу вжарить!

Несколько дней спустя выписали ордера, и опять говорил по телефону с Редькиным. Тот был вежлив и попросил, чтобы я для экономии времени разрешил ему продолжить перевозить вещи и начать в зале ремонт. Не почуяв подвоха, я согласился. И с этого дня началось: да-да и да-да, айн момент, сейчас, — но квартиру свою не освобождает. А у меня зал разбит, эркер, видите ли, ему делают… Звонят, беспокоятся одесситы. Я снова звоню ему. Редькин опять было на дыбы, с переходом на мат. Я в ответ вспылил, что, если он о себе много думает и ничего не боится, значит, он до сих пор ничего не понял. Через несколько минут он позвонил и заверил, что все будет нормально. Дурной знак эта ругань… Похоже, щупает он, не удастся ли «кинуть» меня. Думать даже не хочется о том, что может произойти, если он, уповая на свою должность, окажется законченным гадом. Пробить ему башку, спалить гору его барахла — и вместе с Достоевским двигать в наемники? Нежеланная это будет жизнь, но такие крохоборы, как Редькин, и до нее могут довести…

Где-то в те же дни на улице Ленина неожиданно столкнулись нос к носу со старыми Тятиными знакомыми. Его, меня и Сержа пригласили в гости. Так мы впервые после истории с неудачным артобстрелом горотдела полиции оказались в девятиэтажке на улице Кирова, накрытой румынскими тяжелыми минометами. Одна из мин разорвалась тогда прямо над подъездом, где живут гостеприимные хозяева.

Посмотрел и подумал, что у жильцов дома при этих попаданиях ощущения были другие, нежели у нас на Коммунистической. Брось румыны еще пяток мин, люди бы просто с ума посходили. Мина ударила прямо по вентиляционным ходам, в район стоящих одна над другой коробок санузлов. На девятом и восьмом этажах эти коробки разнесло к чертовой матери, а на седьмом, где мы были в гостях, вывалило стену из ванной на кухню, выбило взрывной волной окно, сбросило на пол настенные шкафчики и даже чиркнуло по стенам несколькими залетевшими в глубину дома осколками. Сидишь в туалете, смотришь наверх, и видно, как качаются на восьмом этаже ширмочки, ходят жильцы в квартире сверху. Слышны их разговоры, журчание подтекающей там воды. Вообще-то попадание исключительное. Вторая мина, упавшая над соседней парадной, таких бед не наделала и близко. Хозяйка смеется. Рассказывает, что, как вернулись в город и в квартиру зашли, муж побелел, схватился руками за стены в коридоре, ее на кухню не пускает и просит: «Ты только не волнуйся, Наденька!» А я, говорит, захожу, смотрю на это и отвечаю ему: «Как? И это все? Фу, боже, какая чепуха!».