Раненый город

Мотивы тогдашнего приказа о прекращении огня теперь видятся яснее. И все же такими приказами боев не выигрывают. Любой боевой приказ подразумевает, что кто-то погибнет или будет ранен, что-то сожгут или разобьют. Но если они отданы и исполнены с толком, после этих потерь других, новых, уже не будет. А «охранные приказы» спасают жизни и имущество сейчас, но уже сразу после их выполнения никому и ничего вперед не гарантируют.

Тятя в гостях застрял. Ему-то что! Он по дружбе здесь заночевать может, а нам пора и честь знать. По дороге обратно в гостиницу, беспокоясь о своем, обращаюсь к шагающему рядом Сержу:

— Слушай, как бы у меня проблемы не было. Иду вот и гадаю, наступил в говно или не наступил.

— Что так?

— Да все по жилищному обмену. Разрешил этому Редькину переволочь в одну из пустых комнат часть его барахла, а в другой начать ремонт, чтобы он легче мог переехать. Он прислал рабочих, которые вышибли полстены, чтобы сделать вместо обычного выхода на лоджию арку. Иначе жить не сможет, если не будет похоже на висячие сады. А теперь тихо все. Одесситы уже ехать хотят, а он тормозит, будто место «застолбил» и в остальном не заинтересован. Будет дальше тормозить, я пролететь с обменом могу, да придется его обратно выкидывать. А он, козел, уже зал разворотил!

— Я тебе с ребятами помогу. Только не обращайся к ментам — ни к этому дураку Кацапу, ни к Тяте. Ни к кому! Они в таких делах, кроме пуска законных соплей, ничего не смыслят.

— Ты бы видел, сколько у него барахла! Одной только новехонькой обуви в коробках на целый взвод. А жена его, хвастаясь, что рассказывает! Одному сыну квартиру в Киеве купили, а второму в центре Москвы коммуналку с одной старой соседкой, с перспективой на скорое расширение! Да и здесь, в Тирасполе, они недолго живут, а квартира их вся в импортной плитке и паркете. Мебель — будь здоров! Разве что позолоты с гербами не хватает!

— Я же сказал, заметано! Не сладишь с ним, сразу ко мне, а остальным — молчок! Посмотришь, где его хитрость и барахло будут!

— Спасибо, Серж!

— Не боись, рохля! Только чтоб сопли не жевал! Я должен буду знать сразу.

На том и порешили. Сразу стало легче. Чему быть, того не миновать… Камов ходит, укоризненно качает головой и ахает, чего это я полностью «забил на все болт». Возмущается, что так нельзя. Можно. Какого черта мне мучить себя служебной ответственностью за бесчисленные бумаги, кроме нескольких «подстражных» дел? Да и по тем сроки продлены. Или уеду или нас сменят, не мне направлять их в суд…

Если считать с самого начала, три с половиной месяца здесь прошло. Прохладны стали ночи. Уже срываются, того и гляди зарядят надолго осенние дожди. С одной стороны, посмотришь, пролетели эти месяцы, будто в один день, а с другой — прошла вечность, и она продолжает тянуться, как резина, с тех пор, как кончилось время надежд. Глядишь назад — страшновато было, но была цель. А сейчас ее нет. Нас больше не убивают, но мы разваливаемся и опускаемся, теряем такую прочную, казалось, между нами связь, морально идем в разнос. Ничего не изменилось в Молдове, и в Приднестровье стало только хуже. Непризнанная республика отстояла свою независимость. Не только от преступного кишиневского режима, но и от тех своих граждан, кто совсем не такой видел свою и ее судьбу.

Ещё грохочут победные барабаны, звучат оптимистические заявления. Славят рядовых защитников, превозносят мудрых руководителей городов, чинов Управления обороны, политиков. Но офицеров, на деле проявивших способности, руководивших людьми и боями, тех офицеров, без которых наши лидеры разбежались бы в два-три дня, — упоминать избегают. Приднестровской истории не нужны Богданов, Ширков, Астахов, Егоров. Не нужен даже майор Воронков, погибший так рано, что его никак не заподозришь в потенциальной угрозе для власти. Не будь подполковник Костенко персонально назначен на место главного предателя и маньяка, в неизвестность ушел бы и он. Туман забвения сгущается вокруг.

Как же все-таки мелки политики, какая трусливая, злая, эгоистичная шушера забралась наверх за десятилетия существования и разложения СССР! Возможно, она забралась туда ещё при царе. Революция ничего не изменила. Использовав народный взрыв, одна холера сменила другую. С крахом Союза на её место пришла шушера третья. Раз за разом они кончают страну. Даже хорошие поначалу люди, такие как наш президент Игорь Смирнов сникают, перерождаются в этом засилье, начинают волками жить, по-волчьи выть.

Русские солдаты и офицеры по самой природе своей не путчисты. Не было такого в нашей истории. Нужно долго и жестоко издеваться над ними, чтобы они поднялись и изобразили что-то отдаленно похожее на попытку переворота. Но никогда не доводили они его до конца, всегда были готовы поверить очередным заверениям, и возвращались к своему делу — Родину защищать. А их потом в спину жестоко и мстительно убивали.