Драко много размышляет, где он может находиться, как получил ранения и почему обзавёлся такими сиделками.
Он помнит войну. Перманентный изматывающий страх за себя, за Нарциссу, за мир, к которому он привык. Боль — от ударов во время сражений, от криков заточённых в подвалах Малфой-мэнора, от горящей во время очередного призыва метки.
Он помнит приказ, помнит поспешные сборы, помнит, как оказался в Хогвартсе.
Но что было дальше — Драко, Мерлин его раздери, не помнит.
Сначала он думает, что всё просто закончилось. Войны больше нет, а он один из многих раненых, которых выхаживают добровольцы. Но при таком исходе за ним уже давно должны были прийти — как только он впервые открыл глаза — и обвинить во всех проступках, что он совершал в своей жизни. Обвинить, осудить и… посадить.
При мысли об Азкабане у Драко мороз по коже.
Но он всё же понимает, что пока тюрьма ему не светит. По крайней мере, кроме той, в которую он уже заточён.
Логическая цепочка приводит его к тому, что война ещё идёт. А глухой лес за окном наводит на вполне очевидную мысль — они прячутся.
От кого? И кто вообще такие — эти они? Он и три девчонки? Или таких, как он, там гораздо больше?
Драко разрывается на части, обдумывая всевозможные варианты, и внутренне, конечно, понимает, что сам никогда не найдёт правильных ответов.
Но задать свои мучительные вопросы другим всё ещё не решается.
***
Спустя ещё две недели Драко впервые самостоятельно садится.
Ладно, враньё: Ханна поддерживает его под руку и пытается приободрить. Её слова до ужаса банальны и несколько глупы, поэтому Драко думает, что никогда и никому не признался бы, что именно они каким-то образом помогают.
Он чувствует прилив сил, а тёплые ладони словно передают ему её нескончаемую энергию. Драко значительно приободряется, когда оказывается в вертикальном положении и даже не чувствует головокружения. Комната лишь слегка подрагивает, и трещины на потолке едва заметно извиваются, но в целом Драко неплохо справляется.
Пожалуй, именно это подталкивает его впервые задать вопрос, ответа на который он жаждет уже давно, но вместе с тем страшится.
Драко прерывает Эббот сразу после «ещё немного — и ты оправишься и вообще забудешь о том, что с тобой произошло». Потому что он и так не помнит, и хочет это выяснить.
— А что со мной произошло? — спрашивает он и заглядывает ей в глаза.
Она замолкает, удивлённая тем, что он заговорил с ней. А затем аккуратно отвечает, тщательно подбирая слова. Он думает, были ли у неё подробные инструкции на такой случай, например, от Грейнджер, но при этом внимательно слушает и ловит каждый звук.
— У тебя была травма позвоночника — падение было серьёзное. И значительные ожоги. Адское пламя преследовало не тебя, но раз уж ты попался на его пути… — она разводит руками.
— Адское пламя? — хрипло переспрашивает Драко.
Ханна изумлённо смотрит на него.
— О… Так ты не помнишь, — она заминается. — Тогда, думаю, тебе лучше спросить у Гермионы. В конце концов, она была там. Я знаю всё только с её слов.
Больше Драко не может выдавить ни звука. Он погружается в себя, тщательно исследует уголки собственной памяти, пытаясь найти в себе хотя бы отголоски воспоминаний о тех событиях. Сознание отказывается делиться с ним информацией. Он не помнит ничего. Он не знает, что с ним произошло.
Вопрос, который он задал, надеясь прояснить хотя бы что-то, не даёт ответов, а лишь порождает новые вопросы.
Но теперь он знает, что ответить может только Грейнджер.
***
Драко тянет время.
Он не хочет говорить с ней. Он не хочет зависеть от неё.
Хотя и признаёт, что уже поздно.
Драко считает.
Несмотря на то, что он всё ещё не способен уследить за временем, строгость чисел успокаивает его взбудораженное сознание и позволяет отвлечься. Неизвестно зачем он делает никому не нужные выводы и хранит их в голове.
Он знает, что его кормят четыре раза в день, меняют повязки два раза, разрабатывают мышцы — только один. В середине дня.
Драко примерно прикидывает размеры комнаты, специально считая шаги медиведьм, когда они пересекают её.
Он может назвать точное число трещин на потолке и царапин на тумбочке.
Ему кажется, что Грейнджер в целом проводит у него больше времени, чем другие медсёстры, но дотрагивается до него намного реже. Однажды Драко считает точное число прикосновений, но сбивается и забывает об этом.
Грейнджер смотрит на него чаще, чем Лайза, и реже, чем Ханна. И говорит с ним в том же соотношении, но более воодушевленно по сравнению с Лайзой.
Хотя до Ханны ей, конечно, далеко. Та вообще болтает без умолку.
Потому что боится.
И Драко от этого тошно. Вероятно, потому, что он и сам до чёртиков испуган. Но в отличие от Эббот он без понятия, чего именно боится.
Его страх сокрыт в знании, которое пока не доступно ему. Том знании, что близко, но одновременно с тем чертовски далеко.
Потому что знанием этим обладает только Грейнджер.