Раненый (СИ)

Щемящее чувство, которое вызывает неизвестность, перекрывает нежелание вновь зависеть от Грейнджер, когда за окном начинается гроза. Дождь сначала накрапывает медленно, но вдалеке раздаются вполне отчётливые раскаты грома, и когда молния прорезает небо, высвечивая лицо Грейнджер, Драко подаётся вперёд.

— Почему я здесь?

Грейнджер слепо отшатывается от него, потом хмурится, пытаясь постичь суть вопроса. Она задумывается и молчит так долго, что Драко уже отчаивается услышать ответ.

— Ты ранен, — в конце концов просто произносит она.

— Как? — сипло выдаёт Драко. — Как я был ранен?

Она замолкает, молния снова делит небо пополам, дождь стучит по крыше.

Грейнджер отводит взгляд, потом подозрительно смотрит на Драко, затем шепчет что-то неразборчивое и…

— Так ты действительно ничего не помнишь, — поражённо произносит она и неверяще качает головой. Её руки замирают над его ранами. — Подожди, но этого просто не может быть! Что последнее ты вообще… — она перебивает сама себя. Драко впервые за долгое время видит её настолько взволнованной. — Ты помнишь Выручай-комнату? Гарри? Диадему?

— Что ты… Какую диадему? — бормочет Драко.

И тут — вспышка!

Воспоминание на какую-то долю секунды проступает из глубин сознания:

— У тебя в руках моя палочка, Поттер!

— Уже не твоя.

А потом… голос, который произносит заклинания Адского пламени, отчаянные стенания Поттера в попытках затушить огонь и последний крик Крэбба.

Драко поднимает взгляд на Грейнджер.

— Он мёртв, — шепчет Драко и ощущает, как Грейнджер вздрагивает. Он видит, как она едва заметно кивает. — А Гойл? Что с Гойлом?

— Гойл в порядке, — она на мгновение хмурится. — Был в порядке, когда Гарри спас его.

— Значит, Поттер всё-таки жив? Тогда почему же мы прячемся?

Он понимает, что спросил что-то не то, когда её руки возвращаются к работе. Он кожей чувствует лёгкие прикосновения, но всё также не сводит глаз с её лица, хотя сама Грейнджер уже отвела взгляд.

— Никто ничего не слышал о нём уже три месяца, — отрывисто сообщает она и недовольно поджимает губы. — Гарри в бегах.

— И почему же они с Уизли не взяли тебя с собой?

Она вскидывает голову и смотрит на него долгим, пронзительным взглядом. Драко чувствует, как едва заметная дрожь возникает где-то под лопатками, постепенно нарастая, но Грейнджер моргает, и её ответ заставляет его тело оцепенеть.

— Рон погиб.

Она вновь склоняется к его ранам, погружаясь в работу, а Драко ощущает невидимую ладонь, стиснувшую его горло. Он понимает, что их разговору не суждено продолжиться: он слишком слаб, чтобы задать следующий вопрос, а сама Грейнджер не станет ему ничего объяснять, но какая-то надежда всё же теплится внутри, пока под стук дождя и раскаты грома Грейнджер обвязывает его руку и аккуратно закрепляет бинт.

Резко открывшаяся дверь и обеспокоенное лицо Ханны разбивают надежду на мелкие осколки.

— Гермиона, у Пенелопы обострение, — торопливо проговаривает она. — Срочно нужна твоя помощь.

В отличие от Эббот, Грейнджер спокойна: её движения размеренны и неторопливы. Она кивает, аккуратно заканчивает с Драко и выходит вслед за Ханной. Дверь за ними закрывается — и Драко вновь остаётся наедине со своими вопросами и домыслами.

========== Часть 2 ==========

Драко думает, что там, за окном, должно быть лето.

Впрочем, он не уверен, сколько был без сознания и сколько времени прошло с тех пор, как он очнулся. Грейнджер упомянула, что Поттера нет уже три месяца, но исчезнуть он мог и после злосчастного второго мая. Однако Драко не может знать это наверняка, а в тиши и приглушённом мраке комнаты он способен заниматься не таким уж широким кругом дел, поэтому предаётся своеобразным «сезонным» воспоминаниям.

Он вспоминает свой первый полёт на метле — само собой, тот был летом, в тихий, безветренный день. Ближе к вечеру, когда солнце уже не слепило и мать могла не переживать, что её чадо не совладает с управлением из-за солнечного блика.

Он вспоминает каникулы. В лесах, где отец тренировал его, и у моря, куда его упорно вывозила мать.

Вспоминает детские проделки, шалости, лёгкие издевательства над домовиками. Или лёгкими они казались тогда?

Драко осознаёт, что его память — как и у любого другого — обладает удивительным свойством. Мысли о хорошем радостно и свободно вращаются в голове, тогда как плохие воспоминания тщательно сокрыты. Он думает: может, весь этот день — грёбаное второе мая — был настолько ужасающим и отвратительным, что его сознание старательно выместило любую кроху, связанную с событиями, затронувшими Драко в тот день?

Подобные раздумья причиняют Драко особую смесь удовольствия и боли. Он с каким-то странным, едва зародившимся чувством презрения к себе размышляет о том, что легче пытать собственный мозг, чем задать прямой вопрос Грейнджер.

В то время как она совершенно не смущается лезть в его жизнь.

— Ты можешь полностью согнуть колени? — звучит её вопрос. А он думает, что хочет согнуть её. Пополам — чтобы надломить. Сломать.