Раннее государство в Древнем Египте

Вернемся к изображениям жатвенных подразделений в гробницах позднестароегипетских номархов Уринри и Хуниса. Напомним, что это были коллективы трех видов: на памятниках выделены основная трудовая единица дома-dt — ладейная ватага (jzt), вспомогательная ватага "малых" (z^ͻ nds) и собственно hmww njswt. С учетом композиции рассмотренных изобразительных сцен и пояснений к ним Ю. Я. Перепелкин заключил, что домашние ватаги и приданные им в помощь на время жатвы "слуги царевы" противостояли друг другу как разнопорядковые трудовые ресурсы, причем, с его точки зрения (которую мы, подчеркнем это, разделяем), "противоположность частной рабочей силы и государственной и тем самым "дома джт" царю или государству выражена здесь со всей желательной определенностью" [Перепелкин 1988б, с. 27].

О. Д. Берлев имел на этот счет принципиально иное мнение. Он отрицал тезис Ю. Я. Перепелкина о противопоставлении частной и царской рабочей силы, занятой в хозяйстве староегипетских вельмож, утверждая, что все указанные ее разновидности имели общий источник — государственный институт hmww njswt, которому уже в эпоху Старого царства, наряду с челядью, непосредственно называвшейся "слугами царевыми", принадлежали и все трудовые ватаги — как собственные, от pr dt так и вспомогательные сторонние. Аргументация этой позиции [Берлев 1972, с. 8–10], однако, представляется нам недостаточно веской, поскольку базируется она, по сути, на недоказуемых толкованиях изобразительного материала, пусть и имеющих право на существование, но все же не настолько очевидных, чтобы лечь в основу обобщающей научной реконструкции. Например, если рабочие подразделения ватажников и "слуг царевых" в частных хозяйствах вельмож были взаимозаменяемы (как позволяют думать сцены жатвы в гробнице номарха Уринри), из этого, нам кажется, еще не обязательно делать вывод, что ватаги "дома собственного" (и "малых") состояли исключительно из hmww njswt.

Роль царских hmww в жизнедеятельности личных домовладений prw njw dt, несомненно, принадлежит к ключевым аспектам проблемы социальной организации и общественных отношений в Египте 1-го Переходного периода — Среднего царства. Здесь мы бы хотели обратить внимание на один до сих пор не учтенный нюанс: при том, что "слуги царевы", как считается, могли входить в "собственность"-dt частных лиц, не нашлось ни одного памятника, подтверждающего принадлежность hmww njswt "дому собственному" — pr dt.

Впрочем, и обоснование принадлежности hmww одной лишь "плоти" (без pr) частных лиц строилось больше на догадках и допущениях, нежели на прямых свидетельствах источников. Так, на Мюнхенской стеле (начало XII династии) [Spiegelberg 1904], приводившейся в качестве одного из решающих аргументов в пользу вхождения hmww njswt в собственность-dt [Берлев 1972], изображение царского hmw[22] помещено в таком отрыве от челяди владельца стелы, обозначенной nj dt.f (hmw изображен на боковой грани памятника и к тому же отделен от основной вереницы домашних челядинцев — мужчин и женщин — группой из четырех hmwt), что впору задуматься, а не противопоставлен ли здесь в действительности "раб царев" работникам "собственным" — подобно тому, как это, по-видимому, имело место в гробницах верхнеегипетских номархов Старого царства? Предположение, что надпись nj dt.f — "собственные (от плоти) его", венчающая ряд мужской челяди на Мюнхенской стеле, относится и к вынесенному далеко за его пределы hmw njswt, конечно, небеспочвенно — учитывая, что древнеегипетская иконография допускала указания на социальный или профессиональный статус лишь одного изображенного с распространением этой характеристики на все остальные персонажи той же сцены [Davies, Gardiner 1926], — но все же это не более чем предположение. Что же касается принадлежности слуг царевых" "дому собственному", то на сей счет, повторим, как будто бы нет повода даже для догадок: в источниках не встречается ни бесспорных, ни заслуживающих доверия косвенных свидетельств, что hmww njswt могли быть от pr dt — более того, при знакомстве с некоторыми памятниками возникает подозрение, что эти институты (и соответствующие им понятия) в реальности — и в увековечивавших ее заупокойных текстах — были несовместимы.