Читаем Раннее (сборник) полностью

– Вы этого не можете знать, – возразил комиссар всё с тем же ехидством. – Командование знает лучше вас.

От комиссара ли или из рапорта – за это время командир батальона усвоил – и разразился сразу криком, но тоже старчески-бабьим:

– Что это за рапорта такие?! Почему не по команде?! Почему минуете? Что вы из себя возомнили?..

И, чувствуя ли, что нестрашно получается и солдат не напугался, – порвал рапорт дважды и метнул клочки – на пол и себе же на стол.

– Отправляйтесь немедленно во взвод, на своё место! – брызгал. – А если ещё раз не по команде… Посажу на гауптвахту. Кругом, марш!

Нержин был совершенно изумлён – и особенно тем, что тут не принимали логических аргументов. Он легко бы мог убедить этого инвалидного подполковника – однако если б тут слушали аргументы!

– Но позвольте… Но ведь в штабе Округа всё взвесили и учли… Но ведь безсмысленно держать меня при обозных лошадях, когда…

Апеллировал ещё раз взглядом к комиссару – а там была замкнутая кислятина.

– Не разговаривать! – истошно кричал командир батальона, как дорвавшись до главного своего врага. – Сказано: кругом марш! Сейчас сразу посажу!!

И ничего ведь не оставалось! – ничего не оставалось, как – да, кругом (уж как там кругом) – и ушагать от них.

И – к начальнику штаба. (Хорошо хоть, следом не выскочили.) С горем.

Но Титаренко не приуныл. Новый лист протянул, близ себя посадил:

– Пиши такой же рапорт опять.

Ещё не успев упасть в мрачную пропасть – Нержин написал второй такой же.

– А теперь – скройся на полчаса. И приходи ко мне. Оставь портфель, не тащи.

Нержин пошёл скитаться за сараями и вне двора. Что за идиотство? После такой блистательной победы, уже у цели – и сорваться на дерьме? И оставаться в обозе?.. Устраиваться санинструктором? О, как это всё было мерзко и гадко.

Прошло больше получаса – осторожно вкрался в штаб, не попадаться подполковникам.

Титаренко ухмылялся:

– Вот твой рапорт.

Размашисто косая была в углу подпись командира.

И уже поднесли начальнику штаба с другого стола со штампом батальона новое командировочное красноармейцу Нержину: в город Семёнов Горьковской области, на курсы усовершенствования командиров батарей.

– Да как же вам это удалось??

Тихо смеялся Титаренко:

– Набрал ему разных десять бумажек и листать ему не дал, только угол отворачивал для подписи. А ему – как раз на обед пора, он и подмахнул.

Уже нёс писарь и распоряжение на продпункт: сухой паёк на три дня.

А дальше-то Нержин теперь и вперёд видел – все эти станции, и все продпункты, и все теплушки, и паровозы, и платформы – все его. И маршрут ясен – через Москву и Нижний Новгород{322}. Но теперь – не неделей пахнет. (Только не знал, что на подножке пассажирского поезда переезжающего авиационного завода Баку – Москва окажется в кондукторской форме один студенческий приятель и впустит его в фантастический мир благополучного закрытого вагонного быта. Только не знал, что в Нижнем Новгороде пойдёт хоть на полночи согреться в театре, уж до утра как придётся, – и ещё один ростовский студенческий приятель встретится там и уведёт досыпать до рассвета в студенческое общежитие. Все кольца жизни перемешались, наложились.)

Вернул Титаренко драгоценное чубуковское направление:

– Прячь в портфель подальше – и исчезай, пока цел. Счастливого.

А – самому Титаренко? Что с ним потом?..

………………………

………………………

[обрывается]

Из главы седьмой

………………………

Розовым обнадёжливым морозным утром Нержин, безсонный, но с чувством достигнутой победы, слез с паровозной сплотки, довольно намахавшись подбросом берёзовых дров с тендера, – и, пошатываясь, в своей короткой изжёванной шинели и с облезлым портфелем в руках, пошёл по малолюдному перрону станции Семёнов.

Уже три недели от обоза он только ездил-ездил, но наконец добрался до курсов командиров батарей. Наконец он был в артиллерии! Через полчаса будет в ней!

– А ну-ка! – скомандовал ему какой-то рослый старшина. И посмотрел люто: – Пойдём!

– Куда? Зачем? – удивился Нержин.

– Пойдём, сказано! – командовал. – Да быстро!

– Ку-да?

Подошёл угрожающе:

– Я – ска-зал. Сейчас в зубы получишь. Иди.

Как же тут объяснишься? – пришлось с ним пойти.

Вошли в станцию – свернул к двери с блеклой надписью ТОГПУ.

Это Нержин понимал, часто прежде на станциях видел, не слишком вникая: Транспортный отдел ГПУ. Но – какое отношение имеет к нему?

Там сидел за столом ещё такой же дюжий. Старшина скомандовал у скамьи:

– Положи портфель, гадина. Положи мешок. Три шага назад!

Нержин изумлённо отшагнул.

– Сразу говори: из Унжлага?{323}

– Простите, не понимаю вас.

– Чего не понимаешь? Откуда шинель взял? Будёновку? Где документы?

– В портфеле.

– Стой так! – Старшина сел на скамью, отстегнул портфель, нашёл в картонной обкладке хранимые документы – стал читать молча.

Потом недоумённо поднёс тому, за столом. И тот читал.

– А когда ты приехал, чем?

– Сплоткой паровозной.

– Откуда?

– Из Горького.

Ещё несколько вопросов на проверку.

Отпустили нехотя:

– Ладно, иди, и не попадайся больше.

………………………

………………………

[обрывается]


Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги