– Вы этого не можете знать, – возразил комиссар всё с тем же ехидством. – Командование знает лучше вас.
От комиссара ли или из рапорта – за это время командир батальона усвоил – и разразился сразу криком, но тоже старчески-бабьим:
– Что это за рапорта такие?! Почему не по команде?! Почему минуете? Что вы из себя возомнили?..
И, чувствуя ли, что нестрашно получается и солдат не напугался, – порвал рапорт дважды и метнул клочки – на пол и себе же на стол.
– Отправляйтесь немедленно во взвод, на своё место! – брызгал. – А если ещё раз не по команде… Посажу на гауптвахту. Кругом, марш!
Нержин был совершенно изумлён – и особенно тем, что тут не принимали логических аргументов. Он легко бы мог убедить этого инвалидного подполковника – однако если б тут слушали аргументы!
– Но позвольте… Но ведь в штабе Округа всё взвесили и учли… Но ведь безсмысленно держать меня при обозных лошадях, когда…
Апеллировал ещё раз взглядом к комиссару – а там была замкнутая кислятина.
– Не разговаривать! – истошно кричал командир батальона, как дорвавшись до главного своего врага. – Сказано: кругом марш! Сейчас сразу посажу!!
И ничего ведь не оставалось! – ничего не оставалось, как – да, кругом (уж как там кругом) – и ушагать от них.
И – к начальнику штаба. (Хорошо хоть, следом не выскочили.) С горем.
Но Титаренко не приуныл. Новый лист протянул, близ себя посадил:
– Пиши такой же рапорт опять.
Ещё не успев упасть в мрачную пропасть – Нержин написал второй такой же.
– А теперь – скройся на полчаса. И приходи ко мне. Оставь портфель, не тащи.
Нержин пошёл скитаться за сараями и вне двора. Что за идиотство? После такой блистательной победы, уже у цели – и сорваться на дерьме? И оставаться в обозе?.. Устраиваться санинструктором? О, как это всё было мерзко и гадко.
Прошло больше получаса – осторожно вкрался в штаб, не попадаться подполковникам.
Титаренко ухмылялся:
– Вот твой рапорт.
Размашисто косая была в углу подпись командира.
И уже поднесли начальнику штаба с другого стола со штампом батальона новое командировочное красноармейцу Нержину: в город Семёнов Горьковской области, на курсы усовершенствования командиров батарей.
– Да как же вам это удалось??
Тихо смеялся Титаренко:
– Набрал ему разных десять бумажек и листать ему не дал, только угол отворачивал для подписи. А ему – как раз на обед пора, он и подмахнул.
Уже нёс писарь и распоряжение на продпункт: сухой паёк на три дня.
А дальше-то Нержин теперь и вперёд видел – все эти станции, и все продпункты, и все теплушки, и паровозы, и платформы – все его. И маршрут ясен – через Москву и Нижний Новгород{322}. Но теперь – не неделей пахнет. (Только не знал, что на подножке пассажирского поезда переезжающего авиационного завода Баку – Москва окажется в кондукторской форме один студенческий приятель и впустит его в фантастический мир благополучного закрытого вагонного быта. Только не знал, что в Нижнем Новгороде пойдёт хоть на полночи согреться в театре, уж до утра как придётся, – и ещё один ростовский студенческий приятель встретится там и уведёт досыпать до рассвета в студенческое общежитие. Все кольца жизни перемешались, наложились.)
Вернул Титаренко драгоценное чубуковское направление:
– Прячь в портфель подальше – и исчезай, пока цел. Счастливого.
А – самому Титаренко? Что с ним потом?..
………………………
………………………
[обрывается]
Из главы седьмой
………………………
Розовым обнадёжливым морозным утром Нержин, безсонный, но с чувством достигнутой победы, слез с паровозной сплотки, довольно намахавшись подбросом берёзовых дров с тендера, – и, пошатываясь, в своей короткой изжёванной шинели и с облезлым портфелем в руках, пошёл по малолюдному перрону станции Семёнов.
Уже три недели от обоза он только ездил-ездил, но наконец добрался до курсов командиров батарей. Наконец он был в артиллерии! Через полчаса будет в ней!
– А ну-ка! – скомандовал ему какой-то рослый старшина. И посмотрел люто: – Пойдём!
– Куда? Зачем? – удивился Нержин.
– Пойдём, сказано! – командовал. – Да быстро!
– Ку-да?
Подошёл угрожающе:
– Я – ска-зал. Сейчас в зубы получишь. Иди.
Как же тут объяснишься? – пришлось с ним пойти.
Вошли в станцию – свернул к двери с блеклой надписью ТОГПУ.
Это Нержин понимал, часто прежде на станциях видел, не слишком вникая: Транспортный отдел ГПУ. Но – какое отношение имеет к нему?
Там сидел за столом ещё такой же дюжий. Старшина скомандовал у скамьи:
– Положи портфель, гадина. Положи мешок. Три шага назад!
Нержин изумлённо отшагнул.
– Сразу говори: из Унжлага?{323}
– Простите, не понимаю вас.
– Чего не понимаешь? Откуда шинель взял? Будёновку? Где документы?
– В портфеле.
– Стой так! – Старшина сел на скамью, отстегнул портфель, нашёл в картонной обкладке хранимые документы – стал читать молча.
Потом недоумённо поднёс тому, за столом. И тот читал.
– А когда ты приехал, чем?
– Сплоткой паровозной.
– Откуда?
– Из Горького.
Ещё несколько вопросов на проверку.
Отпустили нехотя:
– Ладно, иди, и не попадайся больше.
………………………
………………………
[обрывается]