Читаем Раннее (сборник) полностью

Нержин – бежал! бежал! Поезд – длинный, конца хватит – лишь бы не так разогнался. А перед самым полотном ещё пришлось нырнуть в канаву, занесенную снегом, а потом взобраться на кручу. Нержин взобрался уже на четвереньках по ней, дрожавшей от трясения, и ему казалось, он вообще не разогнётся от слабости. Но его обдал ветер из-под колёс и как придал ему сил. Он увидел открытую платформу с камнями, на ней много людей – и вот подходила задняя лесенка, не такая уж высокая. Глеб – взмахнул, бросил драгоценный портфель туда, к людям на камни, и, схватившись за поручень лесенки двумя руками вместе, – пробежал несколько шагов с поездом, взметнул ноги, что оставалось силёнок, на уровень живота – и навалился грудью на нижнюю ступеньку. Какая-то женщина закричала с ужасом, будто он или сама она попала под поезд – и в тот миг Нержин почувствовал на спине ещё вытягивающую силу – и, наверно, прервалось сознание, потому что не подряд всё помнил, потому что вот он уже лежал навзничь на неровных булыжниках, камни толкались на подрогах, а под ними подрагивали колёса. А рядом вокруг ничего не видно, и неба не видно – всё в белом дыму. Нет, в паровозном густом пару, который протягивался черезо всю платформу, окутал.

А когда пар протянулся – то рядом увиделся седой старик – с совершенно древнерусской длинной бородой, но неодряхлевшими крепкими чертами лица.

Первая мысль Нержина была – ноги? И когда увидел свои целые ноги, то улыбнулся от счастья. И тогда вторая мысль: еду!! И третья: а портфель где? Четвёртая: зачем платформу нагрузили камнями? неужели не нашлось более нужного груза? И наконец: какое хорошее лицо у старика.

Он был в овчинном нагольном полушубке, лаптях и онучах. А глаза – голубые выцветающие, очень ясные. А брови – седорусые.

Он странно смотрел на Нержина, будто за что-то прощал. И когда увидел, как тот оглядел свои ноги, сказал:

– Крепко ж за тебя молятся, несмышлёныш. Счастлив твой Бог.

И через десяток толчков платформы, когда соседи, из рук в руки, и портфель ему передали, спросил:

– И куда эт’ ты так спешишь неразумно?

Нержину трудно было говорить, так заложило горло. Да и трудно ответить, правда: куда ж он так спешил? В артиллерию? Не опоздать из командировки? Ответил уклончиво:

– В часть.

Старик подумал над таким ответом и покачал головой.

Вокруг на холодных и острых камнях угнездились бабы с мешками, больше старые. Они тоже поохивали, глядя на лихого солдата.

А над платформой свистел морозный ветер, иногда и с сыростью пара – и люди умащивались в своих найденных ямочках, заслоняясь от ветра мешками, или прижимались друг ко другу спинами, боками, чтобы было теплей, горбились в тулупах и платках, – и казалось, будто все опустили головы под тяжестью своих дум. Да сколько ж они перегонов уже проехали так? Вот как осталось ездить простому народу. Сколько Нержин уже перепытал по пути, а таким способом ещё не ездил.

А старика, который спас его, не догадался имени спросить. Уж потом – потом сообразил – и занёс его, безымянного, четвёртым в свой золотой список.

А всего-то на этой платформе пришлось Нержину проехать ровно один пролёт, так что и продрогнуть не поспел. Следующая оказалась немалая станция Гумрак{320}. От поезда отцепили паровоз, крестьяне рассыпались по станции, и Нержин пошёл промышлять поезд на Сталинград.

………………………

………………………

[обрывается]

Из главы шестой

………………………

В штабе Округа – только не кланяться, не выглядеть просителем! В вестибюле, где приём пакетов, бумаг, – через окошко, изнутри, не видно короткой изжёванной и уже сильно измазанной шинели. А будёновка – это вполне ничего. Заложив, приаккуратив её уши, Нержин склонился к окошку. Среди обозных страдал он от своего городского языка, а вот тут – как раз подойдёт:

– Так, товарищ! У меня, вот, срочный пакет к капитану Горохову. Передать лично и конфиденциально!

Расчёт был правильный:…ально? официально? или чёрт там разберёт, но шибко грамотный солдат, не путаться с ним.

И сразу дал пропуск.

Быстро по лестнице, пока тот не передумал. Комната №… «Отдел командирских кадров». Сразу в дверь. А это – только приёмная. Двое командиров сидят, ждут. А за секретарским столом – сержантик. Ему повторил и надпись на пакете показал:

– Очень важно и срочно.

Опасный момент – только пока пересидеть вот этих командиров, чтобы кто не успел отсюда завернуть. Нервно сидел, минут двадцать. За это время подошёл ещё лейтенант, ещё капитан, но сержантик признал очередь:

– Пройдите.

Там Нержин вытянулся, козырнул, как умел, – и сразу про письмо.

Капитан Горохов, светловолосый, высокий – даже за столом сидя, – только услышал фамилию лейтенанта Титаренко – сразу улыбнулся:

– Давайте! – Разрывал конверт: – Вот оно что! Вот какое дело! Садитесь.

Читал письмо. Нержин не дал себя уговаривать – сел, чтоб изжёванной полы не видно. А пакет положил на угол стола.

Горохов:

– Скажите ему: исхлопочу назначение немедленно! Пусть не сомневается, ждёт!

Исчерпано?

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги