Читаем Раннее (сборник) полностью

Но, видя такое весёлое расположение, Нержин не стал ещё один раз вытягиваться, а сидя, и как разумному же человеку тоже разумный: кончил физмат… прошусь в артиллерию… тоже пропадаю в обозе.

Капитан Горохов поднял карандаш к зубам, в короткой задумке:

– Я бы охотно. Но артиллерией не распоряжаюсь.

Упало сердце.

А Горохов с весёлым взглядом:

– Ладно. Выпишу вам личный пропуск в штаб артиллерии. К майору Чубукову.

Внушительный пропуск выписал сержантик, и Горохов подписал, и какую печатищу шлёпнули.

Теперь – бодро, уверенно, от здания к зданию – уже на проходной никто не задержит! Хоть и с драным портфелем.

А в приёмной майора Чубукова – сердце упало мягко: на всех ожидающих командирах петлицы были заветные чёрные и с завидными скрещенными пушечками{321}. И Нержин – удостоен сидеть среди них? Робко сел в уголке, припрятывая полу шинели, испачканную на паровозе.

Командиров было человек пять, очередь шла больше часу. Но теперь Глеб сидел уверенно.

Майор Чубуков, с такими же петлицами и пушечками, черноволосый, невысокий, не быстрый, выслушал внимательно. Университетского аттестата на руках нет, дома остался, но Чубуков сразу поверил.

Подумал.

Думал.

И – как-то ласково:

– Да пожалуй, не в училище ж вас теперь посылать, только время вам терять. А пошлю-ка я вас сразу в АКУКС.

Что-то – очень, страшно важное.

Артиллерийские Курсы Усовершенствования Командного Состава.

– Там есть курсы командиров батарей, подучиваются, кому науки не хватило. А вам будет легко, там одна математика.

И тут же – заказал секретарю: писать направление.

Чудо! чудо! – и так легко совершилось? (Да и все ж чудеса – легко, в том и чудеса.)

Только маленькая оговорочка:

– Направление-то я вам даю, но открепить от батальона не имею права: рядовыми – штаб Округа не распоряжается.

Э – э – э – э, вот ещё что…

Но записал в золотой список: Капитан Горохов! – Майор Чубуков!

Ещё – финчасть осталась, но там дело простое.

А в Сталинграде – что смотреть? нечего и смотреть, город как город. Скорей опять на вокзал, ловить обратные поезда.

………………………

………………………

[обрывается]


………………………

Лейтенант Титаренко очень остался доволен, как Нержин выполнил поручение и как капитан Горохов обещал совсем вскоре забрать его в мотопехоту. А над бумагой майора Чубукова удивлённо крутил головой:

– Как же это может быть: рядового – и сразу на курсы усовершенствования командиров батарей? Они же все – старшие лейтенанты да капитаны, с какой ты будешь стороны при них? Это – мудро что-то. Они тебя не примут.

И чудесная бумага со штампом Управления артиллерии штаба Округа, которую Нержин с таким ликованием вёз, – теперь в глазах его припомеркла. Но лишь чуть: ведь знал же майор Чубуков, что подписывал. А Нержин – что там мог трудного встретить в баллистических параболах? Да чепуха.

Но и ещё препятствие напоминал Титаренко:

– Теперь – как командир батальона.

В величии и высоте штаба Округа эта оговорка Чубукова казалась мелкой. А вот тут, в штабе обозного батальона, вдруг предстала крупно осязаемой.

А командир батальона и комиссар минут за пятнадцать перед тем прошли в свой кабинет через общие комнаты, под грохот писарского вставания и приветствий. Время к ним и идти.

– Ещё может тебя и не принять, – сказал Титаренко: – Ведь докладывать надо через командира взвода, роты.

– Так они ж на Хопре!

Через Бранта Нержин легко бы доложил, а через того командира роты и не пройдёшь.

– Ладно, пиши рапорт, – дал Титаренко лист. – Командиру батальона. Прошу откомандировать меня… согласно направлению штаба артиллерии Округа…

Нержин написал.

– Так. А направление штаба оставь у меня, целей будет.

– Так он же без него не поймёт…

– Ничего. Меня вызовет – я подтвержу.

И распорядился: дежурному по штабу доложить о Нержине.

Впустили. В новом бушлатике он себя поворотливым чувствовал, а шинель оставил на стуле.

Довольно просторная была комната, где за двумя столами у разных стен сидели два подполковника – для обозного батальона невиданные чины, но в штабе Округа в одной очереди с Нержиным сидели и повыше. «Товарищ подполковник, разрешите обратиться!» – это Нержин усвоил, но пройти через полкомнаты чеканным шагом и чётко взнять руку – это не получилось, как и перед Гороховым, как и перед Чубуковым. Но те простили.

Командир батальона был седой и расслабленный, а по лицу же сразу видно, что глупо вздорный, бывают такие старики. А по расплывчатому белому лицу комиссара не пришлось и взглядом пройтись, ничего там не было.

Быстро выговорил: высшее математическое образование, направление штаба артиллерии, прошу откомандировать, – ещё шагнул и положил командиру батальона рапорт.

Седые космы командира батальона даже какие-то бабьи были. Сколько военных лиц повидал Нержин за поездку – ну ничего военного в этом лице не было. Стал читать рапорт с каким-то прищуром, и медленно, как неграмотный.

А пока читал – сбоку комиссар тоже каким-то бабьим голосом, вкрадчиво:

– А почему это вы не хотите служить там, где вас поставила страна?

Покосился Нержин на его укус:

– Я думаю, я больше принесу пользы при моих математических знаниях…

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги