Читаем Раннее (сборник) полностью

Как Нержин сидел с равнодушным лицом, будто был непричастен ко взбудку, так и старик ничуть не удивился, увидев, что солдат сидит вплотную к нему. Долго рассматривал его, не шевелясь, потом крякнул, откашлялся и медленно спустил ноги на пол, а спиной всполз по спинке дивана. Потом ещё минут пять молча смотрел. Потом отвернул полу первого кожуха, потом другого, достал из кармана кусок хлеба, завёрнутого в цветастый нечистый платок, и маленький кусок сала. Из другого кармана вытянул складной нож с деревянной ручкой. Всё это у себя на коленях расположил. Стал отрезать ломтиками и то и другое. И есть.

Голод охватил Глеба с новой острой силой, и он приступил к разговору с поспешностью:

– Скажите, папаша, вы – здешний работник?

Не переставая жевать, старик-железнодорожник отрицательно замычал:

– М-м-м-м.

– А где же мне найти служащих разъезда?

Прочищая ли зубы после еды, старик прочмокал:

– Ц-ц-ч-ц?

Нержину вскинулось, что старик, может быть, немой? Но тот разоблачил это подозрение, ибо вытер толстые губы и спросил:

– Что, солдатик, курить нечего?

Нержин уже был сильно сердит на старика, а табачок-то его весь ушёл к машинисту, совсем малость отделил, ещё пригодится.

– Не курю, папаша.

Щёки и подглазья у старика обвисали мешками:

– Гм. – Помолчал. – Не куришь. – Ещё помолчал. – И какой же ты тогда солдат?

А улыбка вышла хорошей, и Нержин уже пожалел, что не угостил его.

– Скажите, товарищ, к кому же мне обратиться? Мне надо срочно уехать.

Старик всякий раз начинал говорить не сразу, будто слова рождались у него где-то в животе и им нужно было ощутимое время, пока они доползали до рта. Выпустив несколько слов, он замолкал, немного дёргал щекой, будто говорить ему причиняло боль, потом выпускал ещё несколько слов:

– Обратиться? К кому? Да к кому ни обращайся. Всё равно не уедешь.

– Как не уеду? Но мне нужно срочно! Я еду в командировку! Я ни одного часу не могу тут оставаться!

– Э как. Скорый какой. Мне вот, по годам, нужно на печке лежать. А я, видишь. Тут вот.

– Ну хорошо, если вы не можете мне помочь, так кто же может, скажите? Что это за разъезд такой, что никакого начальства нет?

Старик фыркнул, даже обиженно:

– Разъезд? Нет, браток. Разъезд ты не кори. Разъезд это сила. Ты думаешь, разъезд это что? Так себе? Не-е-ет.

Ещё из какого-то кармана он неторопливо достал кусок мела, с трудом нагнулся вперёд, сильно закряхтев, так был запеленут, даже казалось, что весь сейчас свалится на пол. Нет, не свалился. И на свободном месте пола стал чертить.

– Вот тебе задача. Разъезд. Так? А ты, скажем, на нём начальник.

Начертил на полу линию общего пути, которая раздваивалась на две дуги, а потом опять они смыкались.

– Вот ты теперь мне и размини. Размини два поезда. Паровоз на каждом впереди. А хвосты длинней, чем путя. У каждого. Понял?

Он прищурился хитро и откинулся назад, довольный задачей.

– Вот и решай. Решишь – другую дам. Смотришь, время и обернётся.

Но Глебу было не до задачи, и так уже сколько потеряно. Неумышленно для себя он повысил голос и стал говорить со стариком, как если б тот был глух.

– Задачу я вашу потом решу. Вы мне скажите, как мне уехать? Тут поезда останавливаются?

Старик как бы обиделся, что солдат пренебрег его задачей. И ответил неохотно:

– Какой же дурак тут остановится? Вот ты и показал, что ничего в разъезде не понимаешь.

– А что?

– Чтоб из-за тебя одного всё движение застопорили? Прыткий, однако. Если стрелка занята, чего ж ты хочешь?

– Какая стрелка?

– Какая. А говоришь разъезд. Вон поезд одну стрелку занял, не видал? Стоит там. Пойди посмотри.

– Да что ж мне его смотреть, когда я в нём и приехал? – Нержин, не замечая, кричал всё сильней глухому.

– А кричишь-то. Кричишь-то зачем. Что ты за начальник?

– Простите. Я…

– То-то. Простите. Молод ещё. У меня внуки старше.

Но, видя смущение солдата, старик лукаво усмехнулся:

– Где ж ты там ехал, пёсий сын. Теплушек-то нет.

– А вы что, ходили-смотрели?

– Чего ж мне смотреть, я знаю. Я от Арчеды его веду{318}.

– Так вы что, кондуктор этого поезда? – только тут догадался Нержин.

Старик поднял палец:

– Старший кондуктор! Старший.

Нержину стало приятно: как будто оказались с ним родственники или в одну беду попали.

– Папаша! А когда ж наш поезд пойдёт?

Старший проводник молитвенно развёл руками, на которые уже успел натянуть рукавицы, меховые внутри, а снаружи кожаные, измызганные мазутом.

– Никому не ведомо.

– Ну как не ведомо? Часов через несколько может уйти?

Старик повёл огромными клочкастыми седыми бровями:

– Дадут паровоз – уйдёт.

– А откуда его должны дать?

– А это уж. Где найдут.

– А если не найдут?

– Не найдут? Так и неделю тут простоим.

На лице у старика, видно полсотни лет послужившего по железным дорогам, было написано глубокое почтение перед стихиями их. Как у первобытного жреца перед волей богов.

И у Нержина – захолонуло сердце.

– Так что ж, я не уеду, что ли? Тогда буду ловить другой поезд.

– Какой другой?

– Какой остановится.

– Вот не хотел задачу решать. Как же теперь другой может остановиться? Никак.

– Почему?

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги