Самым травматичным в исторической памяти немцев остается период национал-социалистической диктатуры и Второй мировой войны. Неудивительно, что с тех пор и до сего дня любые интерпретации событий и процессов Нового и Новейшего времени вольно или невольно интериоризируются «германской катастрофой» середины ХХ столетия (Ф. Мейнеке)3
. Среди прочего немалая доля ответственности за путь к катастрофе возлагается на немецкий либерализм. Наиболее последовательно эту мысль отстаивают вслед за Ф. Фишером и Г. – У. Велером сторонники концепции «особого пути» Германии в эпоху модерна4. В связи с экономической отсталостью Германии и отсутствием национальной буржуазии в первой половине XIX в. немецкий либерализм характеризуется как слаборазвитый. С самого начала своего политического существования, со времени потерпевшей поражение революции 1848 г., он демонстрирует две взаимодействующие между собой особенности, которые не позволили создать в Германии прочную либеральную традицию, подобную британской или французской. Во-первых – его поздний старт, во-вторых – отказ от собственных принципов во имя национального объединения («сначала единство, затем свобода»). Подчеркивается капитуляция либералов перед силовым государством. Все это в контексте концепции континуитета между Бисмарком и Гитлером привело к тому, что немецкие либералы не смогли предложить и реализовать жизнеспособную альтернативу кайзеровскому режиму, что и сделало неизбежным приход к власти национал-социалистов.Подобный прямолинейный детерминизм скорее затемняет, чем проясняет проблему. Чтобы полнее понять специфику немецкого либерализма, необходимо вписать его в более широкий европейский и региональный исторический контекст. Идеология немецкого либерализма, как и других национальных вариантов этого течения, формировалась в эпоху зрелого Просвещения и Французской революции. Однако она испытывала на себе мощное влияние политической традиции старой империи, которая в новых условиях нашла выражение в комплексе представлений «исторической школы права» Ф. К. фон Савиньи и К. Ф. Эйхгорна. В рамках идеи дуализма государства и общества основами германской государственности считались сословная конституция (не столько свод основных законов, сколько органическое строение государства) и сословный федерализм, а ее национальная специфика виделась в сочетании сословно-корпоративного представительства и выборной династической монархии. С позиций историко-романтической школы в трудах Ф. К. Дальмана и Р. фон Моля необходимость конституции и народного представительства обосновывалась не потребностями настоящего и будущего, а давними прецедентами.
Политическая практика немецких либералов также испытывала влияние опыта Французской революции. Поначалу революция дала мощный импульс весьма незрелой антифеодальной оппозиции в Германии. В дальнейшем, однако, по мере того как революционные лозунги свободы, равенства и братства все больше уступали место имперским амбициям Бонапарта, воздействие со стороны Франции воспринималось в Германии в большей степени как установление иностранного господства, чем как освобождение от феодально-абсолютистских пут и партикуляристской раздробленности. В сопротивлении наполеоновскому господству слабые силы буржуазного общества вынуждены были объединяться с легитимистскими интересами князей. Таким образом, возникла крайне противоречивая тенденция: борьба с иностранным господством означала сопротивление новому общественному порядку. Стремление к национальной независимости и объединению связывалось с интересами трона и алтаря. В этой же связи необходимо учитывать наличие в большинстве германских государств и особенно в Пруссии многочисленной и достаточно эффективной образованной бюрократии, формально стоящего вне политики «всеобщего сословия» (Г. В. Гегель), которое способно было осуществлять либеральные по духу и содержанию реформы ради укрепления существующего государственного порядка. Такая деятельность получала поддержку либералов. Но уже со времени реформ Штейна и Гарденберга в начале XIX в. в Пруссии наметилась тенденция к расхождению путей общества и государства. Первое медленно, но необратимо двигалось к буржуазной организации и торжеству индивидуализма, а второе в лице правящих кругов, бюрократии и армии закостенело на позициях традиционализма.