Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

Гуссерль в ФА ссылается на I том «Логики» Вундта 1880 года, причем выбирает из неё интересующие его рассуждения о числовых понятиях, в частности о понятии «единства» (Einheit). Эти ссылки частично сочувственные, солидарные, частично критические. Ещё Гуссерль ссылается в ФА на работу Вундта «Основные черты физиологической психологии» (Grundzüge der physiologische Psychologie, Bd. II, zweite Anflage, Leipzig. 1880), также выбирая то немногое, что относится к проблеме числа. Тем дело по существу и ограничилось. Во всяком случае Вундт и как психолог, и как логик не был автором, оказавшим на раннего Гуссерля сколько-нибудь существенное, тем более определяющее влияние. В психологии куда заметнее обращение Гуссерля к Гельмгольцу, Гербарту, Керри, в логике – к Фреге или Зигварту.

Но вернемся к Вундту. Если станут утверждать, что психологию следует радикально отделить, скажем, от логики, то как же он сам, будучи психологом – и горячо отстаивая её начавшиеся эмпирически-экспериментальные исследования – одновременно считал необходимым вести специальную работу в таких областях, как логика (а ведь они будут решительно отделяться от психологии)? Трудный это вопрос, но он наилучшим образом отражает суть и специфику сложившейся весьма противоречивой ситуации. Когда психолог работает «на почве философии», он действует «по законам» философии, например, согласно требованиям, которые выдвигаются гносеологическим материалом. То же и с логикой. Но и наоборот: в чисто психологическую работу гносеолог или логик уже не должны вмешиваться, если они, вторгаясь в психологию, сами не становятся психологами. Это была своеобразная хартия о «нейтралитете», «невмешательстве», оградительная – в данном случае в отношении психологии, защищающая границы её с трудом обретаемой самостоятельности. Пройдет несколько лет, и от «хартии» не останется и следа, ибо психология, окрыленная первыми своими (относительно) самостоятельными успехами и начальными формами союза с естествознанием, сама будет переступать границы и перейдет в наступление. Тогда реально возникнут предпосылки для психологизма как особого явления, связанного прежде всего с «атрибутивными» и «субститутивными» (в терминологии М. Рата) проблемами, т. е. с «завоевательными» претензиями психологизма и решительной защитой, а потом и активным наступлением антипсихологизма.

Но в рассматриваемый нами период мало что предвещает последующие бурные события на воображаемых границах между психологией и другими науками. Пока наблюдается относительная «свобода передвижения». Философы и логики при желании работают в психологии, а психологи (по своей главной специализации) пишут учебники, читают лекции и по философии, теории познания, логике. Это не только фактически разрешается, но и считается нормальным в практике университетской жизни тогдашней Европы – со специфическими нюансами в разных странах. (Снова напомним, что не только философы, психологи, логики, историки, филологи, но и математики в Германии работают при философских факультетах.) Скоро всему этому придет конец. Начнет складываться иная институциональная система научных учреждений и, соответственно, структура отношений между отдельными науками.