Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

Считаю, что Гуссерль вполне мог задуматься над тем справедливым общим замечанием Штумпфа, что в рассуждениях психологов и философов многое зависит от понимания термина «сознание». «Если о сознании желают говорить лишь тогда, когда имеют место суждения, то это учение [об отношениях] кажется само собой разумеющимся. Нет никакого сомнения: суждения, – особенно устанавливающие отношения, – образуют высшую ступень жизни души в сравнении с ощущениями, группами ощущений, образами воспоминаний, ассоциациями и т. д. Если сознание понимается как психические состояния вообще, то ощущения, естественно, относятся к сознанию. Если, в конце концов, под сознанием понимают только своеобразие психических состояний, которые должны – наряду со своим прямым содержанием (цвета, звуки) – иметь содержанием и самих себя, направляться на самих себя (рефлексия в самом широком смысле), то трудно понять, почему только суждения, а не простые ощущения, должны характеризовать его своеобразие. Фактически когда мы что-то слышим, мы схватываем не только звук, но и само слышание» (I, 12–13).

Полагаю, что Гуссерль просто не мог не задержаться на этом рассуждении Штумпфа, причем как при написании «Философии арифметики», так и в процессе дальнейшего философского развития ему было важно соотнести свое понимание сознания (как я обычно пишу, свою модель сознания) с теми подходами, разнообразие которых хорошо схвачено в только что приведенной цитате из Штумпфа. Предварительно можно сказать (развернуты эти тезисы будут позже): в «Философии арифметики», обращенной к проблеме числа, Гуссерля естественным образом интересуют более высокие «этажи» сознания, но одновременно и их связь с чувственным опытом. Но в «Логических исследованиях» тема ощущений по существу снята с повестки дня – и уже благодаря тому, что ощущения объявлены лишенными интенциональности, т. е. направленности на предмет (в более поздних работах Гуссерль снова поставит в повестку дня феноменологии более тщательное и многостороннее исследование чувственного опыта, включая и ощущения). Получается, что Гуссерль в его работе – причем не только в самый ранний период, но и на протяжении всей жизни, – то подвергал редукции целостную модель сознания, которая восходила бы к самым первоначальным ощущениям и конкретно принимала бы их в расчет (как того добивался Штумпф), то снова отдавал должное этой модели, благодаря чему сознание представало в неисчерпаемой полноте форм, ступеней, структур, элементов, никак не сводящейся (на чем справедливо настаивал Штумпф) к суждениям, рефлексии, словом, к интеллектуально-логическим элементам. Как раз на этом примере хочу еще раз показать и подчеркнуть, что не согласна с теми авторами, которые пытаются сделать из Гуссерля как автора «Философии арифметики» всего лишь последователя психолога Штумпфа. Последний своими сочинениями действительно дал Гуссерлю импульсы к выработке позиции, но позиции достаточно самостоятельной; он подтолкнул молодого автора и к размышлениям, и к сомнениям (в том числе сомнениям в некоторых тезисах самого Штумпфа, пусть критические замечания и не были высказаны именно в тот период). И, например, целостный подход Штумпфа к сознанию, о котором мы только что говорили и который «опускал» модель сознания до элементов, как бы свойственных всякому, в том числе не мыслящему живому существу, Гуссерль вовсе не спешил перенести в «Философию арифметики», ибо подход к сознанию для философа математики неизбежно подразумевал нечто иное, чем для исследователя психологии звука.

Вообще-то в I томе «Психологии звука» может почерпнуть немало ценных мыслей и идей тот исследователь, который интересуется структурами, формами, процедурами чувственного познания, а также проблемами философии и психологии, в этой связи возникавших и возникающих. Например, это традиционная проблема достоверности и надежности показаний чувств и суждений о такой достоверности, которая в истории мысли вызвала противоборство эмпиризма и рационализма. Когда Штумпф обсуждает эту проблему в целом, он остается на философско-психологическом уровне рассуждений; когда он говорит о возможностях «измерения достоверности», то переходит на уровень новых и все более популярных тогда психофизических исследований, представленных Вундтом, Фехнером, Г. Мюллером и другими учеными. Вместе с тем Штумпф, опираясь на труды своего учителя Брентано, дистанцируется от этих направлений и отмечает, что попытка психофизиков «прямо» измерять различие ощущений несостоятельна и что измерять можно разве что способность проводить различие между ощущениями (См. I, 49).