Ранняя осень. Повести и этюды о природе

Смышленый, но не сноровистый Димка, давненько, похоже, имевший свои виды на увертливую девчонку, сразу приосанился, выпятив колесом грудь. Уставясь на Степку телячьими глазищами — без меры преданными, без меры влюбчивыми, — он томно вздохнул и решительно изрек: «У меня ныне выходной. А поскольку я твой комсомольский командир, а ты беззащитное одинокое создание… ну, это самое, я и принял безоговорочное решение: сотворить тебе незамедлительно новое крыльцо…»

Артем попытался представить себе болтливого Димку — длиннущего, косоплечего, стоявшего под окном нищим странником, вымаливающим себе любовь, представил он и насмешницу Степку, из-за полушторки свысока взиравшую на свою жертву, и улыбнулся, улыбнулся одними глазами. Сейчас вот, в этом сонном безлунном царстве глухой февральской ноченьки, они, глаза его, казались на удивление большими, на удивление темными.

«Мне положено век в ножки кланяться нашему неоценимому Антипычу, — подумал Артем. — И отца в последний его путь проводил, и эту несчастную девчонку с рук не сбросил… Да, не придерешься: на совесть сработал Антипыч крылечко, — это уж после того, как у Димки ничего путного из его затеи не вышло. И домишко завалится, а литым ступеням износа до второго потопа не предвидится!»

В этот вот миг Степка и оторвалась от Артема. Провела рукавом драмой шубейки по мокрому лицу и еще попятилась, окидывая Артема с головы до ног быстролетным взглядом.

— А палка? Где твоя палка, Артем? — еле размыкая некрасиво искривившиеся губы, спросила Степка хриплым шепотом.

Артем не сразу понял, о чем спрашивает его востроглазая синица.

— Палка! Ну, понимаешь, палка! Где она? Или ты в сенях ее оставил?

А он все еще медлил с ответом, он все еще не верил… Неужели он и в самом деле, бросаясь в сени, забыл взять свою палку? Суковатую, тяжелую — надежную опору в его горестной теперешней жизни? С этим ведь посохом древних старцев, оставив в Пятигорске осточертевшие вконец костыли, он не расставался теперь ни на минуту.

— Она там, Степка… в избе, моя палка, — беззвучно засмеялся Артем, не зная, что ему делать: ликовать от счастья или не спешить, обождать: ведь болезнь — коварная тварь! Оборвав смех, он с деланным равнодушием закончил: — Ты была вроде невменяемой, Степа, благим голосом кричала, в окно барабанила. Ну, а я перед твоим приходом вздремнул… читал, читал весь вечер. А когда…

Степка не дала ему договорить. Она подпрыгнула, обвила Артемову шею руками и… — ну как это вам нравится? — снова заревела. Теперь уж эти слезы были от избытка радости, от избытка большой, неподдельной радости за него, Артема!

Глава вторая

Ни свет ни заря ускакал папка на шустром Серко в лесничество. Собралась в питомник мамка.

— Не ходи, — заскулил Артемка, вцепившись рукой в подол мамкиного огнистого сарафана. — Мамк, не ходи. Меня тут одного бирюк съест!

— Эко выдумал, — засмеялась мамка. — Никакому бирюку сопливый Артемка не нужен!

Сдернула с головы косынку, вытерла Артемке шелушившийся нос, а потом как схватит его сильными руками да как подкинет к самому небушку.

«В лепешку расшибусь!» — подумал Артемка и зажмурился. Но те же добрые сильные руки поймали его, поставили на землю. Все так же рассыпчато посмеиваясь, мамка чмокнула Артемку в одну щеку, потом в другую.

— Не балуйся тут без меня, Артемушка! Будь умником-разумником! А мне пора… Там, в питомнике-то, сосенки ждут… такие же малые, как и ты. Их тоже напоить-накормить надо.

— Мамк, — прокричал Артемка вслед матери — такой легкой и спорой на ногу. — Поищи мне сестричку! Не забудь!

— Поищу, поищу, касатик! — пропела та от опушки и сразу пропала, растворилась в зеленовато-дымной лесной тишине.

И вот на всем кордоне Артемка один-одинешенек. Когда теперь они вернутся — папка и мамка? Не скоро! Наверно, когда усталое солнышко начнет потихоньку, чтобы не ушибиться, сползать с неба во-он к той белоногой березке. И то ли оттого, что позади нее в ряд выстроились степенные темноликие сосны, то ли еще отчего — по непонятной пока Артемке тайности — березка эта всегда казалась ему такой же светлой и веселой, как и его мамка. Но до того желанного часа, когда солнышко, притомившись гулять в вышине над Артемкиной головой, покатится вниз к лохматой березке, до желанного того часа ой-ей как еще далеко!

И чтобы не пропадать от скуки, Артемка придумывает разные игры.

Сперва пускает в корытце с теплой сонной водой кораблики. Их из толстущей сосновой коры вырезал Артемке отец. Но кораблики почему-то сегодня не хотели играть с Артемкой: они не плавали, а все тыкались острыми носами в шероховатые стенки корыта, будто слепые котята. Наверно, они, сонные тетери, не отоспались за ночь. Помучился Артемка с корабликами и пошел другое занятие искать. Тут ему на глаза попался петух. Грудь у петуха — пламя огненное, спина — золото жаркое, а крылья и пышный хвостище — радуга небесная. Ходит он вокруг тихих рябых курочек гоголем, вприскочку.

— Петька, ты дурак! — принимается Артемка дразнить петуха. — Петька дурак!