Ранняя осень. Повести и этюды о природе

И тут Артема потянуло на волю. Во что бы то ни стало, сейчас же, сию же минуту должен пройтись он по запорошенной снегом поляне, прикоснуться руками к стройной елочке, с детской доверчивостью растопырившей во все стороны свои хрупкие колючие лапки…

И Артем, сорвавшись с места, стал суетливо одеваться, будто торопился на пожар. Как-то вкось нахлобучил на голову лохматую шапку, небрежно обмотал шарфом шею и уж совсем на ходу накинул на плечи овчинный, черной дубки, полушубок.

А когда оставалось всего лишь толкнуть ногой дверь, он круто повернул назад. Поравнявшись с кроватью, достал из-под матраса пухлый самодельный конверт. Адрес был написан давненько. Оставалась самая малость: заклеить конверт, опустить письмо в почтовый ящик. Но Артем все что-то медлил, колебался. А вот сейчас… Придирчиво прочитал порыжелые фиолетовые строчки на конверте, словно впервые в жизни попал ему в руки этот увесистый пакет. Прочитал, присел к столу и на первом попавшемся под руки клочке бумаги четко и твердо написал карандашом:

«Здравствуй, Ватрушкин! Посылаю тебе чертежи своей придумки. Тут и схема приспособления к лафету (с этим пустяковым приспособленьицем полотна всегда будут оставаться целехонькими), и чертежик скребков. Даже в дождливую погоду теперь можно смело пахать: скребки предохранят диски от забивания черноземом. Покажи чертежи Семену Абраменскому — хлопец он башковитый по части техники. Сразу поймет пользу от этих придумок. Смастерить же скребки и все прочее — дело не сложное. Отвечай поскорее! Всем привет. Артем».

Запечатав конверт, Артем сунул письмо в карман полушубка.

«Если встречу кого на поляне — попрошу занести на почту, — сказал он себе, направляясь к порогу. — А то и сам махну в поселок…»

Взявшись за дверную скобу, увидел он приставленную к сучкастому косяку крепкую, надежную свою палку.

— Не обессудь… отдыхай себе… Может, я и без тебя обойдусь, — бросил он задорно, выходя в сени.

А сойдя с крыльца, запыхавшийся Артем остановился, глотнул раскрытым ртом ядреного воздуха. Казалось, еще ничто не напоминало вокруг о близкой весне: ни сугробистая поляна, ни сизо-дегтярные сосны на опушке с пригнутыми к земле широкими ветвями, а вот весь это прохваченный бодрящим колючим морозцем мир отдавал уже запахом живой — талой — водицы.

Повернулся назад Артем, а с пудовой жемчужной сосульки, приклеившейся к карнизу крыши, вкось летели и летели обжигающе огнистые капли.

— Вот те на — сосулища! — пробормотал себе под нос обескураженно Артем и ребром руки сбил на затылок заячью шапку. — Когда ж она тут появилась? Вроде бы вчера и не было.

И тут он увидел еще и другой след — глубокий, звериный, слегка припорошенный снегом.

«Ночной, — подумал Артем, огибая крыльцо. — А вот и помет. Не иначе как лось около дома топтался. — Поднял голову. У глаз собрались лучистые морщинки. — Волки гнались… А он, стало быть, у людей искал защиты».

Радуясь на диво ясному, пристальному солнцу, прямо-таки прохватывающему жарком лопатки, он зашмыгал, не поднимая ног, по молодому снежку, метавшему во все стороны мириады пронзительно-синих искр. Так, бывало, мальчишкой любил Артем пахать снежную целину носами валенок, ровно лемехами плуга.

На краю поляны, у разлапистой елки, как раз в это утро впервые приголубевшей, Артем остановился. Постоял, зорко, вприщур, что-то высматривая, а потом вынул из глубокого кармана два каленых орешка.

«Я тебя знаю, хитрущая, — улыбнулся Артем в пшеничные свои усы. — Притаилась где-то совсем рядом, ждешь не дождешься гостинца».

Постучал орешком об орешек. Потом еще, еще раз. С приземисто-кряжистой сосны внезапно ни с того ни с сего посыпалась игольчатая радужная пыльца. А вот и мохнатая лапа качнулась, роняя в сугроб рафинадную голову. Снова все замерло. Не шелохнет на дереве иголка, не сыплется лениво сверху снежная пудра. Но замерло все вокруг ненадолго — на какой-то чутко настороженный миг. А потом вздрогнула присыпанная ночной порошей нежная веточка елки, и на высокий крутогрудый сугроб вынырнула белка. Распустив по снегу дымчато-пушистый хвостище, она навострила ушки с потешными кисточками, повертела головой, глядя на Артема круглыми, поразительно внимательными бусинами.

— Ну, что же ты? — сказал весело Артем и снова постучал орешками.