Ранняя осень. Повести и этюды о природе

— Я нынче еле раскачалась, — сказала она, бросая на стол ручку. — И подниматься не хотелось, и головушка как в тумане. И на работу пошла с неохоткой… — Тут Степку снова одолела зевота. И вдруг, покусав губы, она прыснула в кулак. — Ой, чуть не забыла! Ну и казус давеча приключился… Подала одному чернобровику с промысла лапшу, а он ложкой по тарелке — туда, сюда — и орет: «А где мясо? Мяса в лапше кусочка нет!» А его сосед по столу — солидный, упитанный дядька — спокойненько неутруждающе говорит: «Что там мясо, молодой человек! У меня вот в щах капусты не предвидится, и то молчу!» Полетела я к повару: «Так и так, Василь Исаич, — и в самой что ни на есть категорической форме заявляю, — никакой мочи нет работать в ваше распрекрасное дежурство. Сплошные жалобы от клиентов! Со стыда сгораешь!»

— Ну, а Василь Исаич? — спросил Артем:

— Ну, а он… а он ничего, проморгался. Закрутил шумовкой в котле и ласково так промурлыкал: «Вы, милая девушка, кулинарному делу не учились, университетов не проходили… И я, как незлой человек, мимо ушей пропускаю ваши некультурные слова».

Артем невесело усмехнулся.

— Скользкий, видать, карась ваш Василь Исаич! Сразу за жабры не схватишь.

Засмеялась и Степка.

— Не карась, а зубастая щука! Мы, комсомолия, на этих днях в стенгазете с перчиком прохватим милейшего повара. Заметку сейчас коллективно сочиняем. Хотя начальство наше в высшей степени категорически против. Но мы от своего не отступимся!.. Да, вот еще о чем не рассказала тебе, Артем. Прочла нынче в московской газете статейку… и прямо признаюсь: вскипятилась! — Степка пристукнула по столу кулачком. — Ну, виданное ли дело, скажи на милость: старательного человека наказали! А он жизнью своей рисковал. Прочти, я газетину принесла.

Степка встала.

— Это маетное письмишко завтра прикончу… Пойду-ка лучше засветло по воду.

— А я же, Степа, принес воды. Два ведра.

— Ты оба ведра выловил из колодца?

— Оба… И карабинчик починил. Теперь уж ведра не будут срываться.

Разминая затекшие ноги, Степка прошлась от стола до двери.

— У нашего двора лыжные следы видела. Кто-то приходил из поселка?

Артем совсем низко склонился над ботиком. Раз-другой ширкнул напильником по рваному краю, зачищая заусеницы. Сказал:

— Человек один… случайно забрел.

Вдруг Степка нагнулась и подняла с пола шпильку. Обыкновенную женскую шпильку для волос. Повертела ее, повертела между пальцами, потом медленно, очень медленно, словно с трудом, подняла веки. И глянула Артему в спину.

Казалось, Степка вот-вот о чем-то спросит его. Но она сдержалась. Еще раз посмотрела на шпильку. И хотя шпилька ей была совсем ни к чему, решительно воткнула ее в свои густущие каштановые волосы.

* * *

Артем в эту зиму не раз спрашивал себя: «Отчего у меня так теплеет на душе, стоит лишь забежать на кордон молчаливому, стеснительному — не в меру стеснительному — Сереге?»

Случалось, мальчишка по два-три часа просиживал у стола, не обронив и словечка, с благоговейным трепетом листая старые комплекты «Вокруг света» и «Всемирного следопыта». А вот поди ж ты — Артему все равно было хорошо! Глянет на чернявого подростка с тонкой гусиной шеей, ссутулившегося над пожелтевшими страницами, и улыбнется. И кажется тогда Артему: о чем только не наговорился он за этот длиннущий вечер с молчуном Серегой. А на самом-то деле, может, и пяти слов не скажет парнишка за весь вечер.

— Здрасте, — молвит Серега, еще в сенях скомкав в кулаке шапку.

— Раздевайся, Серега, — обрадуется Артем живой душе. Как-никак, а целый день сидеть одному наскучит, если даже ты и читал захватывающую книгу.

Серега молча стянет с плеча короткий пиджачишко и протопчется у порога до тех пор, пока Артем снова не скажет:

— Чего стоишь? Проходи, зажигай лампу! Перекусить не хочешь? А то в подтопке миска с похлебкой… горячая, поди, похлебка.

— Спасибо, я только что из-за стола, — пробормочет гость себе под нос. Оправит честь по чести фитиль у лампы, чиркнет спичкой, наденет на горловину стекло, И спросит, поднимая на Артема глаза:

— Я полистаю, Артем Иванович, журналы?

— Листай, Серега, листай.

Затаив дыхание, уткнется мальчишка в старые, почему-то пахнущие валерьянкой журналы, забыв на добрую пару часов обо всем на свете. Артему же будет казаться, что это не Серега, сынишка рабочего с нефтепромысла, а он сам совершает умопомрачительные путешествия в загадочные, полные жгучих тайн страны Востока или Южной Америки. Можно было слетать и на Луну — с разными и часто опасными приключениями, кончающимися, само собой разумеется, всегда помпезной победой дерзких и находчивых героев.

Когда же у Сереги начинались слипаться глаза, он захлопывал подшивку и говорил:

— Домой уж пора. Я еще над алгеброй не потел.

— Чаю попьем, Серега, и тронешься, — улыбнется Артем. — Вон и чайник закипает.

— Когда это вы успели? — удивился мальчишка. — Я и не заметил.

Артем опять улыбнется и потреплет молчуна по голове.

Со временем он стал разговорчивее — этот тихий мальчишечка. Иной раз притопает и от порога с восторгом прошепчет:

— А что я сейчас видел! Видел, как снегири в сугробе купались. Честно!