Читаем Ранние кинотексты (2000—2006) полностью

Главным достижением Донского-режиссёра в 1930-е принято считать трилогию по произведениям Горького. «Детство» (1938), «В людях» (1939), «Мои университеты» (1940) – реалистические ленты, показывающие «жизненную правду, какой бы суровой она ни была» и содержащие правильные воспитательные мысли, показывающие трагедию нераскрытых талантов простых людей из народа. Сам режиссёр, а вслед за ним и прогрессивная советская кинематографическая общественность очень ценили смысловую сторону данных картин, проникновение автора, всегда считавшего искусство «человековедением», в характер происходивших на экране событий. Действительно, следует отдать должное человеку, который пытается выразить в своем творчестве не преходящие политические суждения, а истинно вечные ценности, общие для всех поколений.



Только когда форма предельно и лаконично подчиняется мысли, достигается желаемый результат.



Желаемый для Донского результат был достигнут, но проверку временем не прошел. Ведь не стоит забывать, что любая идея должна выражаться с помощью особенностей того языка, на котором говорит автор, но не подчинять их себе. И чем более богатым, разнообразным, необычным будет язык, тем выше художественный уровень картины. Иначе между кинематографом и разбрасыванием уличных листовок с теми же мыслями нет никакой разницы. В 1930-е годы на это бы возразили: но ведь кино является самым доступным способом донесения этих мыслей до народа, более доступным, чем листовки и даже литература. Именно эта прискорбная позиция была свойственна соцреализму и низводила кинематограф до уровня «способа». В этом плане не удивительно, что одной из доктрин «партийной позиции», от которой нельзя было отходить, была общедоступность киноязыка; другими словами: изложение мысли с помощью звучащего в речи героев или даже написанного на экране слова. Большинство фильмов становились чем-то средним между плакатами и радиопостановками, в которых можно было смело отключать изображение и задействовать в процессе восприятия фильма только орган слуха, причем, фильм при этом в своей художественной ценности ничего не терял.

Трилогия Донского – типичный пример: вечная по мысли, но фатально устаревшая по языку. Так же, как и стиль первоисточника, настойчиво цитируемого на экране режиссёром (чего стоит одно только знаменитое «в сердцах и мозгах»…), эти фильмы лингвистически анахроничны. Они злоупотребляют поясняющими титрами, к тому времени признанными в мировом кино слишком легким выходом из ситуации. «Эти дни были для него большими днями жизни», – чтобы выразить эту простую фразу на экране средствами кино, некоторым режиссёрам приходилось затрачивать многие метры кинопленки. «И появилось чувство усталости, скуки, острое недовольство собой и людьми», – про скромный титр из «Моих университетов» было снято несколько шедевров, которые, конечно, раскрывали данную тему куда менее прямолинейно.

Другой характерной для советского кино 1930-х чертой, наглядно выраженной в трилогии, является излишнее использование звука – в частности, диалогов. Традиции новаторского кино 1920-х, которое довело изобразительно-монтажное построение почти до совершенства, в следующем десятилетии приобретают ярлык «левого экспериментаторства». Автор пытается сделать свою работу как можно более приближенной к жизни за окном и больше не вторгается в основную движущую силу фильма – сюжет. Последний по большей части представляет собой набор скучных, пропитанных политикой и идеологией разговоров, актуальных для Советского Союза в то время, но вряд ли представляющих интерес для мирового искусства. В случае с трилогией по Горькому ошибкой кажется излишне приближенная к литературным традициям манера подачи материала, не обременяющая себя поиском кинематографических эквивалентов написанного слова. Особенно очевидно это в тех сценах (прежде всего, во второй и третьей части), когда начинаются беседы о писателях, философах и чтение вслух отрывков из «правильных книг, в которых все сказано». Возможно, отрицаемый «возвышенный вымысел», кролик из шляпы фокусника, капля волшебства – как раз то, что не помешало бы в данном случае пресловутой «жизненной правде».



Лучшие советские фильмы с огромным успехом прошли по экранам многих стран, потому что они талантливо выражают идеи самого передового в мире общества.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины — персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России.Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы — три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в ХX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960‐х годов в Европе.Светлана Смагина — доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино
Продюсер
Продюсер

Шоу-бизнес в агонии! Великий и ужасный продюсер, медиамагнат, вершитель мега-проектов, повелитель звезд и отец сенсаций Иосиф Шлиц убит на пороге собственного дома. Невнятно произнесенное перед смертью имя убийцы — единственная зацепка следствия. А тем временем, конкуренты, прилипалы и авантюристы набросились на его медиа-империю, растаскивая ее на куски. Ни вдове, ни сыну на этом обильном пиру, похоже, нет места. Опытный адвокат Артем Павлов отчаянно бросается на их защиту, но понимает, что изменить ситуацию практически невозможно. Ведь империи просто так не гибнут! Защитник оказывается прав: мир шоу-бизнеса гудит как потревоженный улей, знаменитый певец Кирилл Фарфоров сбежал от следствия за границу, компаньоны вцепились в глотки друг друга — один сгорел в собственном ночном клубе «Гоголефф», другой искалечен, а «крыша» Шлица — вор в законе Бессараб — таинственно исчез.Законы бизнеса жестоки, нравы шоу-бизнеса беспощадны! Следствие бессильно, но интуиция и последовательность, вроде бы случайных событий, убеждают Артема — всем этим кошмаром управляет чья-то расчетливая и сильная воля…

Василий Анатольевич Соловьев , Павел Алексеевич Астахов

Детективы / Триллер / Кино / Прочее / Триллеры