Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]

Альдобрандино. Да ты дальше своего носа не видишь и еще полагаешь, что честь тебе за то и хвала! Это правда, головы сегодня просветлели и не принимают за чистую монету то, что раньше; но ведь все имеет свои границы. Я не верю в преосуществление, нет, абсурдное учение, и мой родич Пасквино, священник, доходчиво объяснил мне, что гоже в него не верит. Но вот что во Фьезоле есть ведьмы и многие блудницы прибегают к помощи колдовских искусств, дабы удержать мужчин, — доказанное дело.

Леоне. Доказанное! Все бабы — ведьмы. Уж я-то знаю.

Альдобрандино. Поверьте, много на земле такого, что нам и не снилось, и захоти я рассказать…

Гино. А вот и досточтимый господин кардинал!

4

От дворца по центральной дорожке выходят кардинал Джованни, Пикоделла Мирандола и Анджело Полициано. На Полициано тканая шапочка в форме усеченного конуса, на Пико круглый головной убор, слегка присборенный сзади. Раздаются всеобщие оживленные приветствия: со стороны художников с довольно искренним или иронично преувеличенным почтением. По ходу сцены действующие лица свободно рассаживаются на скамьи по обе стороны и на бордюр фонтана.

Джованни. Приветствую, государи! Мы застали вас за глубокомысленными разговорами?

Альдобрандино. Философские вопросы, вопросы веры, досточтимый господин! Наш диспут коснулся сверхчувственных предметов.

Пико. По которым ваши воззрения, хочу надеяться, наилучшим образом совпадают с учениями нашей Святой Церкви!

Альдобрандино. Целиком и полностью, светлейший господин! Во всем существенном — совершенно! Смею считать себя благочестивым человеком. Соблюдаю религиозные обычаи и всякий раз, закончив картину, жертвую свечку. Только сегодня присутствовал в соборе на проповеди. Но надобно вам знать, воздают за это только злом, милостивые государи!

Джованни. Злом? Как это, Альдобрандино?

Альдобрандино. Я расскажу вам, досточтимый господин, вам и его великолепию вашему славному отцу, для того и пришел. Со мной чудовищно обошлись.

Полициано. Чудовищно обошлись?!

Гвидантонио. Его избили у собора после проповеди.

Полициано. После проповеди? (С укором к Пико.) Милостивый государь!

Пико. Тебя избили, мой Альдобрандино? Иди сюда! Куда тебя били? Кто тебя бил? Расскажи мне!

Альдобрандино. Непременно, господин, и моя невиновность станет вам ясна как день. Итак, я был в соборе, где отыскал себе местечко, чтобы встать. В толпе было ужасно душно, дышать нечем, пот лил с меня ручьями; но чего не вынесешь во славу Божью…

Пико. И из любопытства.

Альдобрандино. Пожалуй. Я тоже очень плакал, хоть и не видел брата Джироламо; но плакали все, и в целом было весьма назидательно. То, что произошло с мадонной Фьорой, сильно меня напугало; но, едва оправившись от испуга, я услыхал, как брат Джироламо заговорил об искусстве, и тут же навострил уши. Его точка зрения необычна, ваша милость, и в существенных пунктах отлична от моей. Он сказал, что неверно и предосудительно писать Пресвятую Деву в роскошных облачениях из бархата, шелка и золота, ибо она, гневно воскликнул брат, носила одежду бедняков. Да, но если одежда бедняков не представляет для меня ни малейшего живописного интереса, что тогда? Я глубоко почитаю Пресвятую Деву; да молится Она за меня, грешного, у престола Божьего! Аминь, аминь! И все же, когда я работаю, мне важна не столько Она, сколько то, чтобы определенный оттенок зеленого подошел к определенному оттенку красного… Ведь вы понимаете, ваша милость!..

Пико. Понимаю, мой Альдобрандино!

Альдобрандино. Но он утверждает, что писать портреты блудниц и распутных женщин и впоследствии выдавать их за Мадонн и святого Себастьяна, как, по его словам, сегодня принято, — кощунство и смертный грех. За это он требовал применять пытку, даже казнить. Однако всей Флоренции известно, что недавно я закончил Мадонну, моделью для которой послужила очень красивая девушка, живущая у меня ради удовольствия. Смейтесь надо мной, господин, если я хвастаю, но это великолепная картина! Когда она была готова, я написал на нее сонет, а за работой все время чувствовал, как над головой у меня сияет светлый ореол…

Пико (серьезно). Ты прав, Альдобрандино, твоя Мадонна — шедевр.