Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]

Альдобрандино. Пико Мирандола, вы великий знаток! Позвольте, я преклоню перед вами колена… Ладно! Так вот, когда проповедь закончилась и я выбрался на улицу вместе с толпой, несшей брата к Сан-Марко, «Глядите! — выкрикнул рядом какой-то негодяй, заглянув мне в лицо. — Это один из тех дьяволят, что пишут Мадонн с продажных девиц!» И тут же вся толпа в скотской ярости набрасывается на меня, лупит кончиками шапок, толкает локтями, чуть не затоптали… Я не мог даже поднять руки, меня стиснули со всех сторон. Я плюнул кому-то в лицо, но это была слабая защита. Чудо, говорю вам, что я выжил. Должно быть, Богу угодно, чтобы я сделал еще несколько прекрасных вещей, поскольку Он спас меня…

Полициано. Теперь вы видите, милостивый государь, до чего дошло?

Джованни. Подумать только, мой бедный Альдобрандино! Ах, как жаль, что я даже не имел возможности вступиться за тебя! А ведь наверняка был где-то рядом.

Альдобрандино. Развяжите мне руки, государь, и не нужно никакого заступничества. У меня в груди храброе сердце, я доказал это, совершив множество подвигов. Однажды я расправился с троими… Это было вчера, вчера вечером, когда я возвращался из Рима, где у меня заказы… Вы ведь знаете, что из-за болезни моего высокого покровителя я без промедления покинул Рим? Ничто не могло меня удержать… Так вот! Я был уже недалеко от Флоренции, мысленно уже видел ворота Сан-Пьетро-Гаттолини. Темнело, я шел быстро, один, пешком и едва добрался до известного вам ущелья, как мне наперерез бросаются двое прескверного вида мужланов, прятавшиеся в кустах, а обернувшись, я замечаю за ними третьего. Понимаете ли вы, какое подлое коварство?! Так вот, трое мерзавцев, все ростом с кипарис, страшные на вид и вооруженные до зубов. Может, то были брави[58], которым заплатили завистники моего таланта, может, просто разбойники с большой дороги, взалкавшие моей наличности; так или иначе положение было отчаянным. Что ж, подумал я, коли мне суждено умереть, задешево я вам свою жизнь не отдам! Шустро выхватил оружие, прижался спиной к скале, из самой глубины души прокричал «Miserere!»[59] и первому, кто кинулся на меня, так дал по лбу, что у него искры посыпались из глаз и он замертво грохнулся оземь. Тут остальных от моей ярости охватил такой ужас, что, сложив руки на груди, они принялись умолять меня позволить им убраться подобру-поздорову, что из христианского милосердия я и позволил. И, прихватив тело своего сообщника, они испарились, а я целехонький продолжил путь.

Грифоне. Ну, клянусь всеми ангелами, если это правда!..

Альдобрандино. Да пошлет мне Бог бубонную чуму, чтоб я сдох…

Пико (прохладно). Глядите-ка, Грифоне, это ты? И впрямь, я тебя сначала не заметил. Чудится мне, ты должен быть в отъезде?..

Грифоне. Я был в отъезде, дабы послужить вашей светлости. У вас поразительная память, я был в отъезде. Вернулся лишь вчера. Меня удостоили важных и почетных заказов. Для Малатесты я устраивал торжественную процессию в честь именин его светлейшей супруги, в моих ярких талантах нуждался также господин Джованни Бентивольо. Остроумный, щедрый князь! Когда я во время застолья показал все итальянские диалекты и изобразил знаменитых мужей, он одарил меня парой дублонов… А как же иначе, милостивый государь, нашему брату приходится ездить, коли хочешь продемонстрировать свои таланты. Во Флоренции к остроте ума слишком привыкли… Только на чужбине тебя еще и оценят — в Ломбардии, Романье.

Пико. Поздравляю. Но скажи-ка… Ты ведь живописец, не правда ли?

Грифоне. Не стану спорить, господин, я из этого сословия.

Пико. И случается, что ты пишешь картины?

Грифоне. Случается. Право, милостивый государь, бывает. Однако не часто, поскольку я работаю в самых разных направлениях. Вот недавно начал изготовлять скрипки, что доставляет мне большое удовольствие. Но прежде всего я карнавальщик, и собственно моя отрасль искусства — устроительство празднеств. Теперь вот я торопился во Флоренцию, поскольку предстоит майский праздник на пьяцца Санта-Тринита. Боже всемогущий, уже восьмое апреля; самое время заняться подготовкой! Да и Пасха не за горами. А потом пора придумывать что-нибудь новенькое для карнавала…

Пико. Но, сдается мне, карнавал только закончился.

Грифоне. Ну да, какое-то время назад. Но мы с друзьями уже ломаем голову относительно следующего торжества. Шествие, ваша милость, карнавальное шествие! Орфей с животными, Цезарь с семью Добродетелями, Персей и Андромеда, Вакх и Ариадна — все это уже навязло в зубах и набило оскомину. Предложи мы ему нечто подобное, народ нас освистает и вознаградит убийственными насмешками. А что еще можно выдумать, после того как столь шумный успех имело Шествие смерти? У меня в самом деле душа не на месте.