Ранний Самойлов. Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х

Трудно сейчас писать. По существу, ни одна из разновидностей современной русской поэзии не годится для продолжения. Есть три пути, одинаково трудные: ехать от прадедов, собирать с миру по нитке или изобретать самому. Для первого нужно обладать умом, для второго – вкусом, для третьего – гением.

‹…›

Адалис просила прислать ей мои стихи.

28.04

Небо такое, что не оторвешься. В парке распускаются первые листочки, а мне нужно сидеть и писать стихи о конституции, то есть рифмовать всем известные из газет мысли к Первому мая. Историк наш, Борис Иванович[51], хотя и строг со мной и скуп на слова, но, видно, любит меня. Чувствую в нем друга и сам люблю его. Он замкнутый человек. Раз как-то я говорил с ним о поэзии. Для него и пишу эти стихи.

20.05

Чтобы любить поэзию, нужно быть слишком большим эгоистом и слишком преданным альтруистом.

‹…›

Сегодня Люся[52] мне сказала из Багрицкого:

Я покидаю старую кровать:
– Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!

У нее достаточно чувства юмора, чтобы иронизировать…

В начале года я был почти в нее влюблен…

Ищи, всегда во всем ищи
Смешную горечь скептицизма,
И пусть хоть это будет щит,
И пусть хоть это будет призма.

Всю эманацию скорбей

Копи, храни и концентрируй,
На вопль улыбкой на губе
Кривой и гибкой отпарируй.

Умей сказать надежде: «Мисс,

Дорогу мне, хоть вы и дама»,
И это будет оптимизм,
Известный со времен Адама.

Отбросить все, как медный цент

Кидают нищему калеке,
И отыскать незримый центр,
Где обитает верный лекарь.

А он с дощечкой «наплевать»

Сквозь уменьшающую лупу
Взглянет и кончит врачевать
Многомогущим словом «глупость».

30.05

Я недавно задумал поэму и даже написал для нее пару строф. Хотел продолжить родословную печориных: описать лишнего человека. Среди нашей молодежи немало архаизмов. Это – теоретики. Они начитаны и привыкли смотреть на строки газетного энтузиазма с улыбкой пренебрежения: фи, как это примитивно. Они жаждут великих дел, но скучают и не потрудятся пошевелить пальцем; в них избыток всех добродетелей, но нет самого главного – большой любви ко всем людям. В них масса альтруизма, но все же на большинство они глядят, как на кроликов. Я знаю их насквозь – это юноши и девушки моего круга.

Так вот. Я хотел изобразить одного такого теоретика. Он ищет романтики и сталкивается с большим, размашистым, рыжим парнем и предстает перед ним во всей своей начитанной никчемности. Потом вспомнил, что такая поэма написана – «День второй» Эренбурга,[53] – и дальше писать бросил.

31.05

Читаю Блока, впервые без нотки раздражения. Начинаю проникать в него. Вот стихи:

Свирель запела на мосту,
И яблони в цвету.
И ангел поднял в высоту
Звезду зеленую одну,
И стало дивно на мосту
Смотреть в такую глубину,
В такую высоту…[54]

В поэте первым долгом нужно искать «мир впервые». Блока я не любил потому, что из него всегда читают что-то очень нудное. Он мне казался поэтом, для которого мир стар и скучен, а это недопустимо для поэта, он должен быть неистощимым источником оптимизма.

Завтра мне семнадцать.

1938

12.10

Поэт ли я? Вчера Л. говорила Тольке[55], что – да. Но тогда и все прочие поэты. Нет, я не лучше их. Я понял только, что поэзию они не понимают. Эффект формы они принимают за стихи. Это скучно. Поэзию не делают рифмы и ритмы.

14.10

Хочу разработать какую-нибудь историческую тему, ибо писать на ура я не способен (если способен хоть каплю), а антиурбанистические тенденции «Пастуха»[56] не находят отклика. И вообще это слишком похоже на рисовое опрощение. (Впрочем, Чуваш мне нравится.)

27.10

Астерман[57] сказал сегодня, чтобы я не брыкался: я – их и похож на них. Они – социальный факт, и моя жизнь – они.

Ложь. Я не обречен на прозябание. Не быть ихним не значит идти по пути Твардовского. Они – тухлая каста Софоновых[58], плохого Пастернака, дурного Багрицкого и Паустовского.

Я верю, знаю, что хорошее со мной, что я правильно люблю этих поэтов. Я прав, и если они смеются, или негодуют, или считают меня дураком, то это только жалкая самозащита страусов, спрятавших голову под крыло. Кто они? Что можно писать о них?

Помоги, Велимир![59]

28.11

Пишу «Падение города»[60]. Читаю «Капитал». Теперь о Марксе можно говорить лишь затасканными метафорами. Но они верны. ‹…›