«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

А через три дня они атаковали хорошо укрепленный немцами выступ. Как было сказано в приказе, с целью улучшения наших позиций. Атаковали плохо, в лоб, без надлежащей подготовки и совершенно, по мнению Барсукова, неправильно и бессмысленно. Сколько комбат ни пытался возражать и предлагать другой план действий, приказ, однако, был неумолим. К середине дня поле перед советскими позициями заволокло от дыма – счет сгоревших «тридцатьчетверок» и приданных им самоходок перевалил за два десятка.

– Где комбриг?! – заорал Сверчкевичу яростно шагавший по траншее на КП бригады Барсуков. – Вы что творите?!

– Ты не понимаешь, тут такое дело… – попытался начать что-то объяснять политрук.

– Паша, ты дурак? – взяв за грудки, придвинул к себе Сверчкевича майор. – Я ребят готовил не для того, чтобы ими как спичками разбрасывались! Одна полыхнула – и за следующей?

– Да знаю я все! – нервно выкрикнул в ответ политрук, пытаясь освободиться от хватки Барсукова. – Я тоже кое-чему уже с тобой научился и с тобой согласен! Только…

– Что – «только»?

– Из военного совета фронта чин приехал. Он на КП приказы отдает и всем рулит. Для него показуха.

– За наши жизни, – отпуская Сверчкевича, проговорил Барсуков. – Вот суки…

– Иван, стой! – Политрук попытался остановить решительно шагнувшего в сторону блиндажа комбрига Барсукова. – Хуже себе сделаешь.

– Ты только о себе всегда думаешь? – побелев от ярости, тихо спросил Барсуков. – У вас когда-нибудь совесть была? И вообще хоть что-то человеческое?

Сверчкевич не успел ответить. Раздался свист немецкого тяжелого снаряда, а затем блиндаж встряхнуло до основания. Барсукова со Сверчкевичем вышвырнуло взрывной волной на бруствер траншеи. Когда они оба сползли обратно вниз, дверь блиндажа, висевшая на одной петле, распахнулась, и из клубов сизого дыма наружу выполз на четвереньках командир бригады, отчаянно кашляя и ошалело вращая головой. Следом за ним в дверном проеме появился незнакомый полковник средних лет, по виду вполне себе целый и невредимый.

– Он? – только и спросил Барсуков.

– Он, – сглотнув, подтвердил Сверчкевич и поспешил отвернуться.

Барсуков, пригибаясь, подошел к полковнику, коротким взмахом обозначил отдание чести и решительно заявил:

– Товарищ полковник, прекратите атаку в лоб. Есть вариант лучше.

– Ты кто такой? – откашлявшись, вперил взгляд в танкиста полковник.

– Командир танкового батальона майор Барсуков.

– Это твои танки там горят? – кивнул в сторону поля перед траншеями полковник.

– Мои, – мрачно подтвердил Барсуков.

– А ну пошел атаковать! – возвысил голос полковник. – Туда! Быстро!

Барсуков играл желваками и не двигался с места, буравя стоявшего перед ним человека прищуренным взглядом. Полковник вытащил из кобуры пистолет, приставил к голове танкиста и, скривив губы в усмешке превосходства, медленно произнес:

– Ты будешь атаковать. Так, как я сказал – в лоб!

Краем глаза Барсуков быстро оценил обстановку: комбриг все еще кашлял, стоя на четвереньках, свита полковника, которая при нем, несомненно, была, либо перебита, либо переранена в блиндаже. Рядом один только политрук Сверчкевич, с испугом округливший глаза от разворачивающейся перед ним сцены.

– Конечно буду, – спокойно ответил Иван Евграфович и резким неуловимым движением вывернул полковнику руку с пистолетом за спину. Отшвырнув выпавшее на землю оружие под ноги забившемуся в нишу окопа политруку, Барсуков потащил перед собой скрюченного представителя военного совета фронта, заламывая ему локоть выше затылка и приговаривая на выдохе:

– Буду атаковать! В лоб! Только вместе с тобой, сука!..

Политрук Сверчкевич, через которого они перешагнули, в ужасе закрыл голову руками.

«Сто четвертая» стояла в низине за КП бригады.

– Заводи, Витяй, – крикнул Барсуков, запихивая полковника в танк.

Тот, брызжа слюной, орал что-то сначала про трибунал, потом про расстрел на месте и отчаянно матерился.

– Сейчас е. ну так, что язык откусишь, – спокойно проговорил Иван Евграфович.

Видимо, сказано было убедительно – полковник заткнулся и притих.

– Засуньте его в самый низ, – это уже было адресовано застывшим в недоумении от происходящего остальным членам экипажа.

– Есть!

Перемахнув пехотную траншею, «сто четвертая» в одиночку кинулась в самоубийственную лобовую атаку…