Рарок и Леса

С внутренней стороны ворот полетели щепки, и несколько полуоторванных досок повисли, раскачиваясь, на уцелевших гвоздях. Монстр снова вздрогнул всем телом от удара колуна, но не отступил, и ударил снова!

Ларни сняла стрелой особо ретивого волко-крыса, запрыгнувшего на спину таранного чудовища и нацелившегося вцепиться Зигвану в горло. Другой волко-крыс, запрыгнувший со стороны крупа, скатился во тьму, вереща, пронзённый сразу пятью стрелами охотников. Затем Ларни застрелила одного за другим четырёх зомбаков, бестолково прыгавших внизу, и подумала, что напрасно потратила стрелы – монстр и так растоптал бы их, как это случилось со многими товарищами этих безмозглых существ.

А-ать!

На сей раз колун попал по действительно чувствительному месту. Монстр задрожал всем телом и переступил с ноги на ногу.

Г-грох! Г-грох!! Г-грох!!! Грох! Грох!

Удары посыпались на ворота градом. Брёвна и доски заплясали под ними, готовые рассыпаться. И при каждом новом ударе спина монстра делала под ногами Зигвана опасный рывок…

Когда это случилось, Ларни не удивилась, потому что она уже знала, что так произойдёт. Спина монстра была скользкой от горячего масла, и в один прекрасный момент Зигван не удержал равновесия!..

Если бы у Ларни была верёвка или лестница, или сеть, или хоть что-нибудь, она бросила бы ему это и держала бы до тех пор, пока богатырь не оказался в безопасности. Держала бы, даже если сила тяжести заставила её кости выйти из пазов, даже если бы разорвала пополам…

Но ничего этого у Ларни не было. Ей оставалось только глядеть, как близко-близко, кажется, руку протяни и коснёшься, великан Зигван, добряк и силач, поскользнулся на вздрагивающей от ударов спине монстра, и беззвучно полетел вниз!..

Звука не было слышно, видимо потому, что дружный вопль ужаса, вырвавшийся из десяток глоток, заглушил его собственный крик! Зато звук, отозвавшийся в каждой клеточке её тела, Ларни расслышала хорошо – это был страшный треск ломающихся под ногами монстра человеческих рёбер…

Глава 125. Бог есть любовь

Руфус-проповедник снова молился в одиночестве. Признание Гюрзы окончательно выбило его из колеи, и заставило мучиться больше, чем, если бы она вместо слов любви бросила ему в лицо всю неприязнь и презрение, на которое способна женщина.

Но этого не было. Наоборот, девушка долго, искренне и нежно рассказывала ему о том, как он ей нравится, и что она никогда не встречала мужчин подобных ему, и вероятно никогда больше не встретит, потому что таких, как он, конечно же, больше нет на свете, ведь он такой единственный, ни на кого не похожий.

В конце она открыто призналась, что любит его, что не мыслит без него свою дальнейшую жизнь, и если он её отвергнет, то она, может быть, и не умрёт, но проведёт остаток жизни в одиночестве, потому что никто на свете ей больше не нужен.

Это окончательно сразило бедного Руфуса, тем более что он знал, что девушка говорит правду – под действием этого наркотического обезболивающего лгать было невозможно!

Потом, когда действие лекарства начало проходить, Гюрза, как обычно, долго плакала и просила прощения. Сегодня она также просила его забыть все её слова, не принимать близко к сердцу ничего, что могло бы его обеспокоить, причинить какие-либо неудобства…

Забыть… Как такое можно забыть? Он тогда даже двух толковых слов оказался связать не в силах. Так, бормотал какую-то успокоительную ерунду, пока девушка с выражением ужаса на лице не зарылась лицом в подушку. Тогда он пожелал ей доброй ночи, велел звать «если что», и… сбежал!

Позорно сбежал. Правда, не забыл сказать своей доброй помощнице, чтобы она присматривала за Гюрзой, и «если что», сразу сообщила ему, но после этого всё же сбежал. Недалеко сбежал – сюда, на безлюдный этаж в свою любимую нишу.

До нынешнего дня Руфус был уверен, что он не привлекателен для девушек, и у него были на то основания. Об этом не знала даже Маранта. Всё случилось, когда Руфус был ещё совсем юн, но уже известен во многих местах населённого мира…

.......................................................................................................

Девушка, от одного вида которой его сердце трепетало, как крылышко бабочки под порывами ураганного ветра, была чуть помладше него, но держалась с достоинством существа, как бы даже более взрослого и опытного, чем какой-то там мальчишка. Нет, она не была с ним ни холодна, ни надменна, но… Впрочем, даже веди она себя грубо, Руфус врядли заметил бы это, настолько он был ослеплён совершенством её красоты. (Правда, кое-кто утверждал при нём, что это совершенство весьма относительно, что эта красота ненадолго, что она, всего лишь свежесть и очарование юности, которое не будет иметь продолжения в зрелом возрасте. Но Руфус ничего этого слышать не хотел.)

Они встретились, когда он приезжал в Золас-град, чтобы навестить там местную общину инциатов, которая разрасталась всё больше и больше. Девушка тоже была не из местных, она приехала из небольшого городка по каким-то своим делам, которые неожиданно затянулись. Судьба свела их в гостинице.